— Иногда ты делаешь такие вещи, типа звонишь мне сорок раз в день и оставляешь неприличные сообщения, и поэтому я не беру трубку.
— Нелепо. Это не похоже на меня. Я бы никогда не позвонил четное число раз.
— Также, иногда ты звонишь только потому, что тебе скучно, а не потому, что тебе есть что сказать, а я не хочу быть видом живого Интернета, который ты вызываешь, чтобы развлечь себя.
Это было похоже на меня.
— Так что иди домой и пиши свой альбом, а потом позвони мне утром и скажи, куда мы идем на этих выходных.
— Мне будет одиноко.
— Все мы одиноки, Коул.
— Это мой маленький оптимист, — сказал я.
Повесив трубку, я пошел обратно в дом.
Я думал о поцелуе с Изабел в душе.
Я думал об одиноком вечере в этом странном новомодном рае.
Я думал о работе над песнями для альбома.
Я думал о звонке Сэму.
Я думал о получении кайфа в ванной.
Я пересек двор к бетонному дому, где остановилась Лейла. Раздвижная дверь во двор была открыта.
Внутри был, грубо говоря, только белый диван и много бамбука. Вечерний свет из окон сделал обстановку похожей на салон эко-автомобиля, минус автомобиль. Лейла сидела посреди пола, занимаясь йогой или медитацией. Я не мог вспомнить, было ли это разными вещами. Я думал, медитация — это штука, для которой не требуются специальные брюки.
Я постучал в дверной косяк.
— Лили. Лейла. Мы можем с тобой секунду поговорить о завтрашнем дне? Когда мы сделаем мир лучше?
Лейла одарила меня пассивным взглядом из-под тяжелых век.
— А, ты.
— Да, я. Забавная история: это первая вещь, которую моя мать сказала мне.
Лейла не рассмеялась.
— Я просто подумала, я должна дать тебе знать, — сказала она, — потому что я верю в добро: я не уважаю твою работу или твой персональный смысл жизни.
— Боже. Хорошо. Сейчас не об этом.
Лейла освободила руку и потянулась.
— Хорошо, не правда ли?
Я задумался, был ли какой-то предел оскорблений у хиппи.
— Я, на самом деле, не за добрым словом зашел, ну ладно. Ты хочешь попробовать сыграть разные вариации этой ноты или одного раза было для тебя достаточно?
Она сменила позу рук. Ее скорость колебалась между медленной и очень медленной.
— Люди абсолютно не важны для тебя. Они просто как объекты.
— Ладно, и?
— И ты здесь ради славы, а не музыки.
— В этом ты не права, мой друг, — сказал я ей. — Я здесь ради и того, и другого. Пятьдесят на пятьдесят, в конце концов. Может даже сорок на шестьдесят.
— Ты уже написал альбом, который мы должны записать за шесть недель?
— Теперь ты портишь мой кайф.
Это не было весело, прикалываться над кем-то, кто даже не знал об этом.
Лейла спросила: