— Я себе водки налью.
Корепанову и в самом деле захотелось водки, и он потянулся за фужером… «Нет, это нелепо — пить водку из фужера», — подумал он и налил себе рюмку.
Ася подняла свой бокал и обратилась к Марине.
— Я хочу с вами выпить, Марина Андреевна. И только с вами.
— Почему же только со мной? — улыбнулась Марина.
— Потому, что вы красивая. И еще потому, что вы нравитесь ему, моему другу.
— Ася, — умоляюще посмотрел на нее Корепанов.
Ася отхлебнула из бокала и поставила его на стол.
— Да, нравитесь, — продолжала она, глядя на Марину. — Он мне это сам сказал. Только что. Когда мы с ним танцевали.
— А ведь она пьяна, — рассмеялся Бритван. — Это с ней очень редко бывает.
— Пожалуй, время и по домам, — посмотрел на часы Мильченко. — Поздно уже.
— Сейчас, — согласился Бритван, — только шампанское допьем. Вам шампанского или водки, Олесь Петрович?
— Шампанского и самую малость.
Бритван налил всем.
— А себе я водки налью. Не отставать же мне от Алексея Платоновича.
— Тебе от него ни в чем отставать нельзя, — сказал Мильченко.
— Слышал, Алексей Платонович? — подмигнул Бритван Корепанову. — Мне от тебя отставать запрещается. Твое здоровье. — И он чокнулся с Алексеем через стол.
Когда все спускались уже по лестнице, Алексей спросил Марину, где она живет.
— О, мне совсем недалеко. Мне даже одеваться не надо. Я здесь живу, в гостинице.
Ася взяла Алексея под руку.
— Ты видишь, как тебе не везет! — нервно рассмеялась она, когда они немного отстали. — Тебе, конечно, очень хотелось проводить ее. А провожать-то и некуда. Не везет?
— Не везет, — ответил Корепанов, и ему вдруг стало легко и радостно.
Кабинет Мильченко на втором этаже. Огромное окно выходит на площадь. Прямо под окном — высокий тополь. Летом его листья закрывают вид на площадь полностью. Но сейчас ветки еще голые, только почки на них набухли, и вся площадь — как на ладони. Напротив — небольшой скверик. В центре его — памятник Шевченко. У скверика — несколько машин, густо забрызганных грязью.
Бритван пришел ровно в девять.
— Ты прости, что тебе из-за меня с отъездом задерживаться приходится, — сказал Мильченко, крепко пожимая ему руку. — Мне тут, понимаешь, посоветоваться нужно по одному очень серьезному вопросу. Только разговор — строго между нами.
— Меня можно было бы и не предупреждать, — сдвинул брови Бритван.
— Ну, ну, не обижайся. Это я потому, что речь о твоем друге идет, о Корепанове. Читай вот.
Он протянул Бритвану бумагу.
Это было письмо без подписи. Кто-то ставил в известность обком о безобразиях в хирургическом отделении областной больницы. В письме говорилось о невысокой квалификации Корепанова, о том, что он берется за непосильные для него операции, о грубых диагностических ошибках, за которые люди расплачиваются жизнью. В качестве примера приводился знатный тракторист Сенечкин, которому Корепанов якобы удалил вместо больной здоровую почку и этим обрек человека на верную смерть.