Второй день праздника тоже выдался хороший, солнечный. Они катались на лодке. Алексей учил Марину грести. Потом они долго бродили по ночным ярко освещенным улицам, болтали бог весть о чем — о парусном спорте и рыбной ловле, об операциях на легких, пьесах Горького и странностях режиссера областного театра.
К ним привязался черный лохматый щенок с уморительно добродушной мордой.
— Симпатичный щен, — сказал Корепанов.
— Знаете, как бы я назвала его? — спросила Марина. — Магомет.
— Магомет! — окликнул собаку Корепанов.
Щенок присел на тротуар и захлопал мохнатым хвостом по асфальту.
— Я, пожалуй, заберу его к себе, — сказал Корепанов.
— Я ожидала, что вы это скажете, — улыбнулась Марина. — Он будет верно служить вам, этот Магомет.
Алексей вернулся домой около полуночи, счастливый, что так хорошо прошли праздничные дни.
По больнице дежурила Вербовая. Алексей зашел к ней, узнал, что ничего особенного не случилось, только Никишина до сих пор нет. Корепанов позвонил в отделение, спросил, не вернулся ли Никишин. Сестра сказала, что еще не вернулся, и добавила:
— Не волнуйтесь, Алексей Платонович. Это ведь не впервые. Придет.
Алексей попросил завтра же утром подать рапорт о нарушении режима.
— Что-то надо бы делать с ним, с этим Никишиным, — сказала Вербовая. — Днем самогон принес — больных напоил, а сейчас вот опять ушел куда-то.
Никишин вернулся уже под утро. Сестра принялась корить его. Он ей нагрубил. А когда заступились больные, учинил дебош. Кончилось тем, что его связали. Утром, когда Алексей пришел в отделение, у Никишина был виноватый вид. Он даже стал что-то бормотать в свое оправдание, но приказ Корепанова был категорическим: выписать.
За ночь поступило несколько раненых. Трех надо было оперировать.
— Неспокойно в городе, — заметил Корепанов.
— И когда это все кончится? — спросила Ирина.
— Кончится! — убежденно сказала Лидия Петровна. — Это война все намутила.
Ирина посмотрела на нее.
— Войны давно нет, а нам каждую ночь все возят и возят.
— А муть долго держится, — сказала Вербовая. — Потому и неспокойно в городе, что муть.
Да, в городе было неспокойно, особенно по ночам: то внезапный крик разорвет тишину, то выстрел, площадная брань, затем топот бегущих ног, резкий окрик «Стой!» и опять выстрел.
Но это лишь ночью. С рассветом все менялось. На стройках появлялись люди. Начинали звенеть пилы, стучать молотки. Город жил бодрой, напряженной жизнью, и только на базаре змеились слухи.
— Опять ограбили квартиру. Вынесли все до ниточки. А хозяева даже не проснулись.