Алексей выделил для Ракитина в своем отделении две палаты и решил поставить в операционной отдельный стол. Но один из двух столов, которые в свое время были взяты на барже с трофейным имуществом, не действовал. Стельмах долго возился с ним, разобрал, сменил масло в компрессоре и стал собирать. Ему помогали Люся и две санитарки. Девушки кое-как приподняли тумбу. Стельмах, лежа на животе, старался придать ей нужное направление, чтобы вставить подвижную часть в паз станины. Но дело не ладилось: удержать тумбу девушки не могли.
Люся увидела проходившего мимо Никишина.
— Может, помог бы, — попросила.
— Деликатная штучка, — сказал Никишин, глянув на поблескивавшую эмалью тумбу.
— Между прочим, — заметил Стельмах, — эта деликатная штучка весит около пяти пудов. Троим не взяться, а одному не поднять.
— А ну-ка, девушки, отойдите.
Никишин нагнулся, поплевал на ладони, обхватил тумбу обеими руками, легко, словно она была сделана из дерева, поднял и поставил на место.
— Однако и здоров же ты, черт! — заметил Стельмах.
— Это что, — усмехнулся Никишин и подмигнул девчатам: — Детские игрушки. — Он помог Стельмаху собрать стол. Однако подъемный механизм не действовал.
Стельмах вздохнул.
— Придется опять разбирать.
— Давай помогу, — сказал Никишин.
Он давно искал предлога, чтобы помириться со Стельмахом. Ирина Михеева как-то сказала с укором:
— И чего ты взъелся на него, на Стельмаха? Он хороший парень. И все его любят. По-настоящему любят. С таким воевать — врагов наживать. Солдаты дружить должны…
Никишин тогда что-то пробормотал в свое оправдание. В душе он был согласен с Ириной, понимал: нехорошо получилось.
Они долго возились со столом.
— Придется на завод тащить, — с досадой сказал Стельмах и пошел звонить на машиностроительный.
На машиностроительном у него был друг — Ваня Чернышев. С ним Стельмах познакомился случайно. Вышел просто так, прогуляться. Свернул в переулок. Там, неподалеку от разрушенного дома, на большом ноздреватом камне сидел солдат и смотрел на развалины. На задней, сохранившейся, стене примостилась рыжая кошка и щурилась на холодное зимнее солнце. Солдат сидел сгорбившись, зажав шапку в руках. Мимо него проходили люди. Одни совсем не замечали его, другие останавливались на короткое время, потом шли дальше, озабоченные своими делами.
Стельмах тоже остановился, постоял немного, потом подошел к солдату и тронул за плечо:
— Ты что тут?
Парень посмотрел на него сухими глазами.
— Мой дом… — сказал еле слышно.
— Пойдем! — взял его за руку Стельмах. — И шапку надень: простудишься.