Вечер как-то сразу померк, словно выключили фонари. Налетевший ветер полоснул по сердцу тоской и горьковатым запахом костра из осенних листьев, оставив саднящий ожог. С этой болью Пашка Жарких и появился в цирке…
Он рванул дверь служебного входа, торопливо прошагал коридором и… нос к носу столкнулся с Валентиной. Та после выступления уставшая и счастливая медленно шла, собираясь подняться на второй этаж в гримёрную. В её руках был роскошный букет. От неожиданности сердце парня несколько раз сделало кульбит. Он смотрел то на Валю, то на цветы, топчась на месте и не зная что сказать.
— Пашка! Я сегодня сделала двойное! С первого раза! — она счастливо засмеялась, чмокнула его в губы и исчезла.
— Алё, Ромео, у тебя ноги отрываются от пола, не улети, лонжы нет! — подошедший полётчик Женька хлопнул «счастливчика» по плечу и «полетел» догонять Валентину, их гримёрные были рядом.
Пашкин сердечный «ожог» перекочевал на губы. С глуповато-счастливым выражением лица он вошёл на конюшню…
— А, Ломоносов! — встретил его улыбкой Стрельцов. — Вижу, пятёрок наполучал во всю упряжку!..
Переодеваясь, он вновь и вновь переживал вкус Валиных губ — мягких, сладких, отнимающих волю… Снова и снова вспоминал, прокручивал в памяти подробности, улыбался. Требовалось сосредоточится на работе, но это как-то плохо получалось…
Наездники со свистом и гиканьем вылетали на манеж и возвращались обратно. Пашка автоматически выполнял команды Захарыча и джигитов:
— Готовьте Топаза!.. Алмаза примите!.. Захарыч, Янтаря ближе к форгангу!.. Ромео, не спи — замёрзнешь, Малахита разверни, сейчас он пойдёт… Разноголосица звучала в крутящемся калейдоскопе представления вперемешку с аплодисментами, конским топотом, темпераментной музыкой и щёлканьем арапника Казбека. Работа за кулисами шла в таком темпе, что казалось, если кто-то замешкается на мгновение, всё столкнётся, перепутается, превратится в хаос…
Пашка постепенно приходил в себя. Выступление номера подходило к концу. Вспомнилось обещание, данное учительнице. Он тайком взглянул на своего наставника.
— Мм-да-а, хм, этот всю школу распугает!.. — Пашка представил себе картину: его великовозрастный наставник в обществе интеллигентной и хрупкой классной руководительницы — космы Захарыча, его ручищи, не выветриваемый запах конюшни, старомодные галантные манеры с женщинами и его вечный детский трепет перед образованием. Пашка невольно тихо рассмеялся.
— А всё-таки он славный старикан! — как будто впервые увидел Стрельцова Павел. — Лучше его нет!
Пашка подмигнул старому берейтору и одарил того своей открытой солнечной улыбкой…