Воалус застыл перед безмятежно улыбающимся божеством, проклиная тварь, даже сейчас смакующую его страдания. Прогрохотал по грязному полу ненужный меч, но даже двумя руками было невозможно удержать стремящийся к хозяину нож.
— Будь проклят небесами и морем, до последней вуали Забвения, — прохрипел атлант, уже понимая, что проиграл последнюю схватку. — Но если мне суждено сдохнуть, я сделаю это сам!
Сильные руки воина напряглись и резко рванули рукоять в сторону. Короткий хруст — и боль покинула тело. Воалус почти минуту ожидал смерти, прежде чем осмелился взглянуть на зажатый в руках трофей. Рукоять. Обычная, затёртая многими руками рукоять ножа, с жалким обломком блестящего лезвия. Всё остальное так и осталось в сердце, и ослабевшее биение поддерживало иллюзию жизни в теле мёртвого атланта.
Глубинная дрожь прошла через тело Воалуса. То магические часы с башни Огненной Чаши оповестили всех магов города, что вечерний круг крови завершился, сменившись кругом благоухающих теней.
Он всё ещё жив! С невнятным воплем воин подхватил свой меч и со всей силой ненависти обрушил тусклое лезвие на главный алтарь. Меч хрустнул и разлетелся стальным крошевом, но трещины уже зазмеились по полированной мраморной поверхности, покатились священные бокалы и жаровни.
Гигантская фигура Неназываемого утратила чёткость, постепенно расплываясь, шагнула навстречу святотатцу, протягивая огромную ладонь, способную раздавить человека, как муху.
Воалус со всей силой отчаянья обрушился на повреждённый алтарь, израненными руками хватаясь за глубокие трещины, расшатывая неподатливый камень. В миг, когда обжигающая ладонь уже почти коснулась человека, трещина, наконец подалась, почти беззвучно разделяя полированный камень на отдельные валуны.
Горячая кровь пролилась на атланта, выкупав его с ног до головы. Воалус, обессилев, лежал на неудобных камнях, глядя, как кровь отделяется от огня, и всё это утрачивает всякое подобие грозной фигуры Неназываемого.
Несколько минут спустя воин выбрался из руин храма, гонимый разгорающимся пожаром. Перед ним лежал родной город, город страданий и предательства, наслаждений и магии. Проклятый город, ждущий завоевания.
Единственное, что сейчас тревожило Воалуса — это странности Неназываемого. Его откровенная, победная улыбка, мелькнувшая на жестоком лице перед разрушением алтаря.
Тёмный лес пел нескончаемую песню жизни. Шевелились под лёгким ветерком кроны деревьев, перекрикивались ночные животные, шелестела трава.
Для пронзительно-зелёных глаз Юги тьмы не существовало. Всё сияло жизнью, переливалось и мерцало, освещая всё для жрицы жизни не хуже, чем в ярый полдень. Ночью было ещё тяжелее, чем днём, когда свет солнца и яркие дневные цвета отчасти скрывали биения жизни, позволяя хотя бы ненадолго забыть о проклятом городе и смертоносном даре богини жизни.