И все бы ничего, всё бы было терпимым, если бы не боль и не одиночество, что так предательски гнили в душе.
***
Странный переполох внизу, причем у кабинета Макса.
Живо спуститься по лестнице и, протиснувшись через взбудораженную толпу, прорваться за двери.
Человек десять обступило кого-то, сидящего за столом. Вот только это был не Фирсов: тот сидел на подоконнике и, нервно куря, бесцельно всматривался за окно на вечерний город.
- О! Балашова! - внезапно заметил кто-то меня из гурьбы и радостно вскрикнул. - Тебе-то точно это будет интересным!
По телу вмиг пробежала дрожь. Не дышу.
Расступились учтиво, раззадоренные новой, не менее веселой картиной. А вот и виновник: Грановский, в кресле сидел он. В руках - телефон, где и шипит, бурчит, судя по всему, какое-то видео.
- Ну, же, иди, смотри!
Испуганно метаю взгляд на Максима - но тот вовсе не проявляет участия.
Делаю глубокий, шумный вздох - и вынужденно шагаю ближе.
- Что там? - киваю головой на аппарат.
Едко, презрительно улыбается товарищ:
- Не поверишь, кто баллотируется в мэры!
Нервически сглатываю слюну. Еще один вдох и осмеливаюсь:
- Кузнецов?
- Холодно, подруга! – откровенно, убийственно хохочет тот. - Еремов.
------------------------------------------
Глава 25. Как жили, так и будем жить…
------------------------------------------
***
И это была не шутка...
Что самое жуткое - это. была. не шутка.
Гриша вернулся. Причем явно не сегодня и не вчера.
Дело Фирсова, которое еще недавно так красиво держалось на показаниях убитого Блохина, с треском развалилось. Не знаю, кто, где поднажал, какие страницы "изъял", но всё оказалось опять пустым, недоказуемым, сплошной водой...
Все обвинения сняты. А шишки если и сыпались, то исключительно на мертвого "лжесвидетеля" и его соратников.
Так вот почему Фирсов нервничал, вот почему был вне себя: все труды и ночи без сна... ГОДА (!)... снова насмарку.
Подойти и поговорить на эту тему я с ним... не отважилась. Так как, даже самому отдаленному от всех тех наших страстей, человеку в этом здании была известна наперед моя истинная реакция на сию новость. А потому глупо было даже притворяться, или скрывать. Увы, но я вновь среди этой толпы... стала чужая.
...
Однако и Еремов ко мне не спешил. Не звонил, не писал... и не приходил.
В тот вечер я сидела до последнего в своем кабинете, тихо моля, надеясь, что он придет ко мне. Но тщетно. Ни в отделение, ни домой... Ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра.
У него была своя жизнь - и в нее я больше не вписывалась.
Сама встречи не искала, и звонить не пыталась.
Глупо. Глупо гнаться за тем, кто, если чего-то хочет, то сам приходит и смело берет это.