А если что-то пойдет не так? И вдруг... Он окажется не на моей стороне?
Буквально минуты - и сами уже у скамьи наткнулись на труп. Короткие распоряжения жестами.
Взгляд около - вероятно, выискивая меня.
Деваться некуда.
Мигом подрываюсь и, путаясь в собственных ногах, мчу к своим судьям.
Тотчас отреагировал мой "спаситель".
- Тома! - враз развел руки в стороны мужчина, отчего я уже и не сопротивляюсь - падаю ему на грудь. Крепко, жадно обнял, слегка закачав из стороны в сторону. Поцелуй в макушку. Насильно отстраняет от себя. Взгляд в глаза (заботливо стирая с моих щек слезы):
- Никто не заметил?
- Нет, - лихорадочно мотаю головой.
- Хорошо.
- Макс, я убила его... - отчаянно сжимаю его руки своими.
Едва заметно, коротко кивнул, виновато поджав губы. Взгляд на ребят:
- Принимайтесь.
Роли розданы. Декорации возведены.
Фирсов взял всю вину на себя. Я же фигурировала исключительно как добровольная приманка. Вопрос стал только о пуле и о пушке, с которой стреляли, но слишком много народу хотело смерти Евсеева, чтоб помешать сыграть этот спектакль.
Нет человека - нет проблемы: жутко, но факт. И даже дело шьется плавно и тугими нитками. Среди вещей убитого были найдены зацепки, которые и привели следователей по запутанному пути к логову изуверов.
По крупицам мозаика собрана. И вот уже дело о серийном маньяке... подходит к своему логическому финалу: закрыто на основании смерти подозреваемого; "домыслы" о существовании "Подражателя" исчезли ровным счетом, как и материалы о Каренко. Убийца наказан... "судьбой".
Похвала, благодарность. А кому-то даже награда.
Справедливость восстановлена, хотя и неверным... гадким путем.
Но я свободна, и даже жива. По-моему, это единственное, что должно быть для меня важным, однако совесть моя глуха.
Заболотный предложил вернуться на службу. Опять кабинет, опять стол, где такая кипа бумаг, что даже головы за ней не видно: но уж лучше так, среди привычного мира, нежели отбросом-тунеядцем на грани выживания сражаться за жизнь.
***
Время шло, мчало, как ошалевшее: поди уже и третий год на носу. Ни с Кузнецовым, ни с кем-нибудь еще из их шатии-братии я больше не сталкивалась. Ровным счетом, как и вести о Еремове впредь не доходили до меня (ведь даже с Максом мы эту тему больше никогда не затрагивали).
Прошлое осталось в прошлом. Кануло на темное дно. И все сомнения, метания "старой Балашовой" о том, где "свои", а где "чужие", казались уже странным сном.
Упорный труд с утра до ночи, временами сериалы по телевизору, книги, редкие дружеские вечера за чашкой чая с Фирсовым у него в кабинете - вот теперь моя жизнь. Вот какие ритуалы я теперь соблюдаю.