— Тиберий… Если все–таки с Архипелагом мы что–то не учли? У тебя есть запасной план?
— Запасной? — Ангел сделал вид, что удивился. — Нет. То есть у меня всегда больше одного плана, ты знаешь. Но с Архипелагом ситуация однозначная. Все деревья решений сходятся на том, что через несколько недель мы его занимаем: минимум через полтора, максимум через два с половиной месяца. Тебя что–то беспокоит?
— Нет… Пожалуй, нет.
Акрополит встал и подошел вплотную к прозрачной оболочке купола. Солнце уже село. По дальнему морю пролегла черная полоса. Он долго смотрел туда.
Но сказано больше ничего не было.
Три часа ночи. Разумеется, часы здесь идут по времени центрального часового пояса планеты Антиохия, по которому живет весь византийский космический флот; уж лучше так, чем переводить их в каждой новой звездной системе — тем более что крупные корабли космофлота, как правило, на планеты не садятся. Ундина — исключение, и только потому, что здесь очень пустынная местность. Впрочем, из каюты, в которой сейчас находится Тиберий Ангел, никакой местности не видно вообще; эта каюта — на глубине трех этажей, в субгрунтовом комплексе, и похожа она больше всего на железнодорожное купе, только без окна; лежа на откидной койке, Тиберий как раз и вспоминает сейчас поезд Теофания — Каракка: есть такой экспресс, идущий на Антиохии вдоль береговой линии Срединного моря, в котором ему пришлось однажды прокатиться… На пути к Каракке железная дорога проходила по перекинутому через залив огромному арочному мосту — мост святого Ворона, так его почему–то называли; поезд несся, будто по воздуху, пробитый насквозь лучами солнца, между золотисто–голубым небом и таким же морем… Тиберий не помнил, когда и где еще ему было так светло — в буквальном смысле, физическом… А в Каракке он встретился с Торвальдсеном. Да, именно там.
Это было девять лет назад. Тиберий тогда получил звание лейтенанта и отпуск — а где проводить отпуск, если не на Антиохии, у моря? Особенно человеку, которого никто не ждет на родине… В пути он думал о многом — например, о том, что, поступив в космический коллегиум по так называемой императорской программе, он определил свою судьбу на ближайшие, как минимум, сорок лет. Не поторопился ли?.. Согласно имперским законам, отставка космическим офицерам в возрасте до шестидесяти предоставлялась только по полной инвалидности; гражданская служба была для них закрыта. М-да, если и поспешил, то ходу назад уже нет… Была ночь. Тиберий сидел в кафе на тридцатом этаже гостиницы «Телец», любовался на корабли в заливе и пил какой–то коктейль, красный, чуть ли не флюоресцирующий. Черный залив выглядел совсем как отражение черного неба: здесь — огни множества атомоходов и яхт, там — звезды… Нет, ему не нравилась выбранная судьба. Решение поступать в космический коллегиум было вынужденным — на что–то другое после гибели отца просто не нашлось бы средств. И, принимая это решение, он знал, что пути назад не будет. Но сейчас… Здесь… В шумной Каракке, где огромный порт, храмы десятков богов, и вообще… этот город жил круглые сутки, жил весело и разнообразно — какие только лица тут не мелькали… да-а… Одиночество. Тиберий никогда не чувствовал себя таким одиноким, как в этом шумном городе, в этой толпе. Миллионы возможностей, проходящих мимо, отрезанных навсегда. Заурядный космический младший офицер… На секунду ему захотелось пробить прозрачную стену тридцатого этажа и рвануться туда, вниз, к воде и воздуху, чтобы хоть в полете почувствовать себя живым.