— Есть, — подтвердила Ника. Она почему–то медлила.
— Спроси, — мягко сказал Платон.
Она тут же на него посмотрела. Наверное, вот точно так же она смотрела на него лет двадцать пять назад в доме отца, действительного статского советника Николая Арианита. Старший брат… Ничего не изменилось.
— Что вообще происходит?..
Лицо Платона стало неподвижным.
— Война. Я понимаю, мы родились, когда она уже шла… Но все ведь должно когда–то кончаться. Хотя, — он усмехнулся, — есть мудрецы, которые считают, что устойчивая галактическая война — это для нас сейчас наименьшее из зол. Вполне серьезно. Они говорят, что это единственный способ удержать стабильной ситуацию в империи. Экономика, транспортные пути, внутриполитическая структура… тут ведь сейчас под войну все заточено. Буквально все. Это с нашего уровня не очень видно… Привести тебе пример?
Ника едва шевельнулась, но Платон, видимо, прочитал ее жест.
— Ты знаешь, что такое новокалабрийская проказа? Что–то слышала, да?.. Это болезнь с очень экзотичным возбудителем. Короткая белковая спиралька, которая проникает в клетку и заставляет ее синтезировать свою РНК. На Земле таких паразитов не было, видимо, это чистое порождение контакта земной жизни с иной биосферой… одно из многих подобных, кстати. Ладно. Не суть… По проявлениям она отдаленно похожа на проказу обычную, ее потому так и назвали… только развивается быстрее. Это довольно жутко выглядит, поверь мне. И — она очень заразна. Очень. Почти как ящур. Знаешь, что такое ящур?.. (Ника неопределенно кивнула.) А знаешь, как с ним раньше боролись? Просто убивали весь скот в зоне вокруг очага. Здоровый скот. Чтобы зараза не пошла дальше. А ведь ящур — даже не смертельная болезнь, после него многие животные выздоравливали… А новокалабрийская проказа не лечится. Только симптоматически. Там запускается целый каскад: патогенный белок… точнее, пептид… производит свою РНК, а она потом образует обратные транскрипты, они встраиваются в гены, и с этих генов начинает синтезироваться так называемая эррантная форма исходного пептида, которая разносится по всему телу… и так цикл за циклом. Ну неважно… Важно, что к моменту начала клинических проявлений у человека изменен геном уже почти во всех клетках. И лечить это… так же, как и любую генетическую болезнь. То есть никак. Все клетки тела не заменишь… И что делать, если ты обнаружил очаг такой болезни — а она распространяется со скоростью ветра? Не знаешь?.. На Карфагене есть такой остров Гимера. Он с Крит размером. Там живут только «калабрийцы». Никто больше. У них там свои городки, свое сельское хозяйство, своя какая–то промышленность… медицина даже своя — мы им сбрасываем материалы, они сами готовят кадры, как уж могут. А как еще? Было время, туда вывозили тысячами… больных и здоровых — вперемешку, для этого был такой кэрриер «Аргос Прометей», черное плавающее чудище на триста тысяч тонн водоизмещения… Его потом термоядерным зарядом сожгли. Тогда целые уезды остались без людей. Но это ведь Сицилийские Кордильеры, малонаселенные места: там не деревни даже по большей части, а хутора… А вот теперь представь, что очаг новокалабрийской проказы возник в мегаполисе. Представила?