– Лидия Андреевна, Вера Андреевна, Наденька, примите мои глубокие соболезнования.
– Благодарим вас, Михаил Саввич, – за всех поблагодарила учителя рисования Вера.
Лида не отводила взгляда от простого деревянного креста. Надя сморела испуганными глазами и по-прежнему не могла произнести ни слова.
Михаил Саввич ушел. Лида наклонилась, взяла с могилы немного земли и положила в холщовый мешочек. Еще одну горсть она взяла с соседней, маминой могилы.
– Зачем тебе? – настороженно спросила Вера. – И с маминой…
Не ответив, Лида пошла к выходу. Вера взяла Надю за руку и пошла за ней.
Выходя в покосившиеся ворота, сестры услышали протяжный бабий вой, доносящийся с крестьянской части кладбища. Там хоронили Тимофея Кондратьева.
Выла Авдотья-вдова:
– А Тимофеюшка, а родненький ты наш! На кого ж ты нас оставил? На кого меня вдовой горькой покинул?! А жить бы тебе да жить! Не лежать бы тебе в сырой земле! Встань, Тимофеюшка, посмотри на своих детушек! Сиротами их оставил!
Паша плакал в голос, не стесняясь. Степан, стоящий рядом с матерью, тоже смахнул слезу.
– Как Тимофея Ильича жалко-то!
К Степану подошла Наталья Голохватова. Вся деревня знала, что она к Степке Кондратьеву неровно дышит. Внешность у Натальи была не то чтобы некрасивая, но какая-то унылая, будто не восемнадцать ей, а все тридцать. Правда, сейчас, на похоронах, уныние выглядело кстати.
– И тебя мне как жалко, Степушка, – со значением проговорила Наталья.
На могиле уже поставили крест – точно такой же, как у Ангелова. Наталья хлопотливо положила рядом с крестом букетик поздних полевых цветов.
Соседи, пришедшие проводить покойника, негромко переговаривались под вой вдовы.
– Вон как вышло… Сын отца убил… Когда такое было?.. Времена теперь настали… Не дай бог!
– И церковь заколочена, и родник иссяк, – сказала Матрена Головина.
– Какой родник? – спросил Карп Савельев.
– Да ангеловский, целебный. Испокон веку в парке был, а теперь иссяк.
– Худые дела, – покачал головой Карп.
– А Федька-то и хоронить не пришел, – заметила Матрена.
– Дура! – хмыкнул Карп. – Как же он придет, ежели сам отца и убил?
– Оно так. А все же…
Договорить соседка не успела – на тропинке между могилами показался Федор Кондратьев. Все расступились перед ним.
Федор молча смотрел на крест на отцовской могиле.
– Явился! – увидев старшего сына, закричала Авдотья. – Чего тебе тут? Ради девки отца убил, а теперь явился?! Оборотень поганый!
С каждым словом она, уже и так заведенная долгими причитаниями во время похорон, заводилась еще больше.