– Конечно, Семен Борисович. А… с Лушей что? – осторожно спросила она.
– Все в порядке с вашей Лушей, – недовольно ответил Фамицкий. – Спит после наркоза. Пришлось кесарево сделать, хорошо, что успел.
Он ушел обратно в операционную. Медсестра кивнула на младенцев и сказала:
– Отдашь мамаше, как проснется.
– Что вы, – покачала головой Надя. – Ей же кесарево сделали. Она встать даже не сможет.
– Ничего, лежа понянькает, – хмыкнула медсестра. – Мы, бабы, выносливые.
Когда она скрылась за дверью операционной, Надя сказала обоим младенцам:
– Глупости какие. Мы и сами разберемся. Сейчас кого-нибудь расспросим, чем вас покормить…
И пошла по коридору, унося их с собой.
– В операционную, – сказал Фамицкий, отходя от топчана, на котором только что осмотрел раненого.
– Ногу резать?! – закричал тот. – Не дамся!
Не отвечая, Фамицкий направился в угол, отгороженный ситцевой занавеской.
– От гангрены хочешь помереть? Да не скули ты! – цыкнула на раненого медсестра. – Семен Борисович все, что сможет, сделает. Сбережет тебе твою ножищу, не бойся.
– Ну, как вы? – спросил Фамицкий, заглядывая за занавеску.
– Оклемалась, – ответила Лушка. И добавила пронзительным деревенским тоном: – Всю жизнь Бога буду за вас молить!
– Это не обязательно, – поморщился Фамицкий. – Детей кормите?
– Надя приносит – кормлю. Молока только мало.
– Ешьте побольше.
– Что есть-то буду? В избе шаром покати. – И, отбросив деревенское притворство, воскликнула: – Доктор, миленький, оставьте меня в госпитале!
– Лукерья Алексеевна, вы сами понимаете, что это невозможно, – ответил он.
– Я ж не на койке валяться! – горячо проговорила Лушка. – По хозяйству все бы делала. Полы мыть, стирать – что скажете. В лепешку расшибусь! Пропаду я в деревне одна. С голоду помру. И малые мои помрут.
Семен молчал. Что он мог ответить?
Увидев, что Надя входит из парка в хозблок, Вера окликнула ее:
– Надя! Тебе туда зачем? – И сердито сообщила: – Экспонаты Фамицкий распорядился уже и оттуда вынести. Все на складе свалены теперь.
– А я к Луше, – ответила та. – Посижу с Оленькой и Тёмой, пока она вещи из деревни перенесет.
– Какие вещи? – удивилась Вера.
– Свои. А ты не знаешь? Семен Борисович оставил ее работать в госпитале. Сестрой-хозяйкой. Здесь теперь ее комната.
Комната, выгороженная на бельевом складе, была такая маленькая, что в ней помещались только стол да топчан, на котором Лушка спала вместе с младенцами. Младенцы спали и сейчас, а Лушка, уже одетая, чтобы идти в деревню, стояла у оконца и прислушивалась к разговору сестер Ангеловых.
– Теперь понятно, для чего отсюда выбросили наши экспонаты, – иронически заметила Вера.