Заместители командиров взводов-прапорщики. Наш по фамилии Никольский. Он с тонкой девичьей талией, голубоглаз и румянощёк, в отличие от нас, грязных и загорелых. Мы тут же и не сговариваясь стали называть его, Николенька. Он напоминает барчука. Машину не водил, в моторах не разбирался. Но советский прапорщик должен уметь всё, в том числе убирать урожай для закромов Родины.
Из нашего батальона на должность техника взвода прибыл прапорщик Куанышбаев. Он был из рода Алим-улы младшего казахского жуза и только что закончил школу прапорщиков.
Водку пил исключительно из пиалы, нажирался, как свинья. В пьяном состоянии забывал русский язык и команды отдавал на казахском. Наверное, прапорщик представлял себя Есет-батыром, знатнейшим старшиной младшего жуза рода тама.
Вообще, пьяный казах - это нечто. Хуже пьяного казаха может быть только пьяный узбек.
У меня во взводе девять дедов, часть из них узбеки. Самые опасные из них Быхадыров - здоровенный, мрачный и Юлдашев, - хитрый и коварный как хорь.
Эдик Шарангия - грузин. Он был похож на Сталина. Юра Денисов, самый смешной человек-комик. Комик, потому что призывался из Коми. Дед русской авиации. И несколько молодых: Ваня Юдин, Рома Гизатулин, Юра Петелин.
Николенька откровенно побаивался узбеков, все приказы отдавал исключительно через меня.
Дедов заставить работать можно было только личным примером, так что сам я впахивал как лошадь.
Главный у узбеков конечно же Юлдашев. Он мозг. Быхадыров при нём вроде тарана.
Сегодня в роту прибыло пополнение из Алма-Аты. Один из солдат, чернявый, носатый попал в наш взвод.
Николенька построил роту. Вечернюю поверку решил провести сам.
- Мамажнонов!
-Я!
-Бахадуров!
-Я!
-Рахмонов
-Я!
-Каримов!
- Я!
Ну мля и типажи у меня во взводе! Банда «чёрная кошка». Золотая рота! Фурманюги - гангстеры! Смертники грёбаные!
У Никольского было хорошее настроение. Он дурачился.
Картаво кричал:
-Гельр-р-ман!
Я напрягаюсь.
Откликнулся тот самый чернявый крепыш с нахальными и весёлыми глазами из новоприбывших.
- Я!
- Что за фамилия? Немец что ли?
- Француз!
Несколько месяцев я доверчиво считал Шурку Гельмана французом, пока Дениска не вылупил глаза:
- Сдурел что ли? Шурка ташкентский еврей!
Я расстроился. Дениска утешил:
- Ну что с того, что не француз? Зато не казах!
Я согласился. Резон в Денискиных рассуждениях, конечно, был.
Но это открытие никак не повлияло на наши отношения.
В выжженной солнцем степи стояли палатки. Рота изнывала в строю. Курили в кулак. Громко матерились. Ждали ротного. Жара. Сушь.