Гребаный саксаул (Герман) - страница 5

Вернулся, бросил.

- На юг едем. В понедельник.

Все обернулись к нему.

- Что... В понедельник? Через неделю что ли?

Штеплер пояснил.

- Нас везут в Понедельник. Город такой.

Мы задумались. Никто не мог вспомнить, где находится такой город. В какой стране.

Лохматый битл сказал:

- Это Душанбе, где- то в Средней Азии. Переводится как Понедельник.

- Грёбаный саксаул, - сказал Штеплер.

Мы сидели в зале ожидания на деревянных скамейках. Рядом с нами сидел пьяный дембель в высокой, как полковничья папаха, офицерской шапке.

Из под расстёгнутой начёсанной шинели выглядывали тельняшка и аксельбант.

- Куда вас... дети? - грустно спросил дембель.

Мы наперебой ответили — Душанбе... Средняя Азия... Где это?

- Это Таджикистан, ребятки и место это есть большая жопа на теле СССР. Там вместо хлеба едят лепёшки, а тесто для них катают на потных ляжках женщин... Но! -Сказал пьяный дембель - Зато там тако-о-о-о-оой чарс!

Это был железный аргумент. Все притихли.

Ночной Новосибирск последний раз мигнул огнями. За окнами промелькнули замёрзшие лужи, заплёванный перрон, разношерстный вокзальный народ.


* * *

Я родился в унылом посёлке городского типа. Так называли серые деревянные строения, улицы, весной и осенью утопающие в грязи, зимой засыпанные снегом. Это был самый заурядный сибирский посёлок, где жили потомки фронтовиков и зэков, русских мужиков, немцев, финнов, казаков, сосланных, раскулаченных, осужденных. Всех тех, кто привык с детства отчаянно бороться за своё существование.

Часть населения посёлка уже отсидела, другая часть готовилась сесть и потому, в самом большом авторитете у нас были личности, конфликтующие с законом.

Место моего рождения на полном основании можно было назвать посёлком лагерного типа.

Поселок жил по понятиям. Лагерную феню знали все. Безрукий фронтовик Иван Кузьмич, пенсионер союзного значения Данила Назарыч, продавщицы в магазине. Даже поселковые собаки, крутящиеся у пивных точек и винных магазинов, понимали, о чём говорят субъекты с лагерными манерами и приблатненной речью. Поселковая шпана начинала курить с десяти лет, пить вино с двенадцати. С четырнадцати носили ножи и самодельные «мелкашечные» пистолеты. Шпану сажали. Но её ряды не редели. На смену мотающим срок, приходили их младшие братья.

Незначительный процент составляла поселковая интеллигенция - учителя, врачи, местный участковый, секретарши суда. Судьи народного суда жили в городе.

На окраине посёлка располагалась воинская часть. Офицеры и прапорщики с семьями обитали рядом с частью, в серых шлакоблочных домах, похожих на казармы. Однотипные, серые дома выглядели убого. Периодически солдаты белили извёсткой бордюрные камни, добавляя светлых пятен в однообразную провинциальную жизнь.