Эти слова едва не сорвались у него с языка, когда она в халатике готовила им яичницу с ветчиной и вдруг заявила:
– Я выяснила, в чем тут дело.
Оказалось, что дело в фантастической идее, будто бы их с их знакомыми используют как действующих лиц романа.
– Откуда ты знаешь, что именно романа?
– «Все действующие лица настоящего романа придуманы автором», – процитировала Каролина с поистине безумным смехом. – Дело в том, – продолжала она, – что я стала объективно оценивать случившееся. Это признак того, что я снова нормальна, правда?
Вот уж нет, подумал он. И даже позволил себе предположить:
– Ты работаешь в жанре романа, поэтому не может ли быть, что твой ум…
– Удобно, что я кое-что понимаю в романной форме, – сказала Каролина.
– Да, – согласился он, но немного поспорил с ней, задавая вопросы. – Автор бестелесен? – Этого она не знала. – Если да, то как он может печатать на машинке? Как она может его слышать? Способен ли один человек петь хором? – Этого она тоже не знала, и этого тоже. – Автор – человек или дух, и если дух, то…
– Откуда мне знать ответы на все эти вопросы? Я только-только начала сама их себе задавать. Автор, ясное дело, находится не в нашем, а в другом измерении. Это затруднит расследование.
Тут до него дошло, что против одних безумных доводов он приводит другие, что спорит с чужым откровением. Он едва не пожалел о том, что утратил веру и поэтому не может с большим успехом использовать католическую полемику, чтобы поколебать ее убежденность.
– С католической точки зрения я мог бы сказать что подобное убеждение опасно для души.
– Для души все опасно. С католической точки зрения убеждение опасно в первую очередь соблазном его отрицать.
– Однако его следует поверять здравым смыслом.
– Я так и делаю, – сказала Каролина. – Я уже приступила к расследованиям.
Беседа явно доставляла ей удовольствие.
Тогда он спросил:
– Тебе не кажется, что представление о невидимке, который настраивается на твою жизненную волну, способно поколебать твою веру?
– Конечно. Поэтому его следует испытать здравым смыслом.
– Ну ладно, – устало сказал он. – Никогда не слышал, чтобы католику было дозволено так вольно обращаться с неизвестным.
– С неизвестным имеет дело автор, – объяснила она. – Но я собираюсь ему мешать.
– В этой истории слишком много гностического.
Ее это позабавило.
– Меня забавляет, – сказала она, – что ты выражаешься, как правоверный католик.
– Мне, черт возьми, далеко не безразлично, дорогая, еретичка ты или нет, потому что ты прелестна. Но раньше или позже ты столкнешься с мощным противодействием. Ты говорила отцу Джерому об этой теории?