Дорога цариц (Прозоров) - страница 116

– Вот я и на войне, – хмуро пробормотал стольник. – Сбылась мечта детства…

А ведь когда-то давно, в вяземском поместье, встречая отца после ратной службы, принимая от него пояс с саблей и ножами, маленький Борис так надеялся, что однажды точно так же поднимется в седло, сожмет в руках рогатину и щит да отправится бить поганых басурман или диких схизматиков! Что станет драться в кровавых битвах, пронзая копьем тела врагов и срубая саблей им головы. А совсем недавно, пять лет тому назад, он глухо ненавидел дядюшку, что тот пожалел одолжить горсть серебра на его снаряжение, записать племянника в новики, отпустить в ратный поход.

Боги наконец-то снизошли к годуновским молитвам – Борис попал на войну! За три месяца похода он еще ни разу не мылся и не переодевался, спал в сугробах, подложив под голову лошадиное седло, ел два раза в день – горячий кулеш из муки с салом утром и холодную копченую рыбину или ломоть мороженой ветчины вечером. И, несмотря на меховые одежды, постоянно мерз. А еще он ни разу не увидел ни единого врага, но уже встретился со смертью. Вчера одного из боярских детей, стоявших рядом с Борисом, пронзила в горло ливонская стрела, и стольника даже забрызгало горячей кровью.

Некоторое облегчение наступило пять дней назад, когда армия развернула лагерь возле вражеской крепости. У дядюшки оказалась своя палатка, и теперь можно было хотя бы спать не под небом, а возле очага! Пусть и на земле, на брошенных поверх кошмы конских потниках. А кроме того, костры в лагере горели постоянно, и днем и ночью, – и потому на них стало возможно жарить птицу и свиные туши, варить нормальную кашу и даже готовить едкий парной сбитень. Правда, теперь с рассвета и до самой темной ночи каждые полчаса грохотали залпами тюфяки, и от пушечного грохота у стольника постоянно звенело в ушах.

Из-за этого оглушающего бабаханья Борис Годунов не услышал скрипа снега за своей спиной и повернулся, только когда на его плечо легла рука в заячьей рукавице:

– Сторожишь, племянник? Вижу, старания тебе в любом деле не занимать.

– А как же иначе, Дмитрий Иванович? – пожал плечами стольник. – Поручено ведь.

– Мог бы у костра погреться, – негромко засмеялся постельничий. – Стрельцы на реку и без тебя смотреть способны.

Борода дядюшки вся была покрыта инеем, а бахтерец – изморозью, отчего боярин напоминал собой сказочного деда Карачуна, повелителя зимнего холода.

– Вечером погреюсь, – ответил Борис Годунов, перетопнув с ноги на ногу.

– Лучше всего мы согреемся завтра, – похлопал его по плечу Дмитрий Иванович. – Отводи стрельцов в лагерь. Смеркается, видишь, ночью ужо никто не подойдет. Пару дозорных оставь, и ладно. Завтра штурм, каждый воин на счету. Пусть отдохнут.