Наконец Борис решился. Вошел в опочивальню, обнял плачущую над мужем сестру, поцеловал в щеку, в лоб:
– Иришка моя, Иришка… Сколько же на тебя свалилось… Такого горя, вестимо, за год не выплакать. Но ты ведь не одна, сестренка моя. Федора Ивановича мы все любили, и все мы о нем горюем… Все вместе о нем печалимся. Прими печаль нашу, моя родная. Дозволь и всем остальным перед бедой сей склониться…
Годунов ласково поднял сестру, ткнулся лбом в ее лоб, крепко обнял, подержал рядом, позволяя вжаться лицом в свое плечо. А затем, удерживая за пояс, ласково, но решительно повел из опочивальни, через горницу и в коридор.
Патриарх со свитой, прочие слуги направились следом.
В полной людей Думной палате с заиндевевшими слюдяными окнами, расписными стенами, на которых собрались библейские апостолы, конюший завел сестру на царский трон, усадил, расправил парчовые складки платья. Посмотрел на патриарха.
Старец обошел трон, стал слева от него, солидно ударил посохом об пол.
Бояре замерли, устремив свои взгляды на святителя.
Борис Годунов преклонил перед сестрой колено и громко, отчетливо произнес:
– Долгие лета тебе, царица и великая княгиня Ирина Федоровна! Прими клятву мою в верности и преданности. Отныне я есмь твой преданный слуга, каковой ни сил, ни живота своего для исполнения воли твоей не пожалеет.
Царица посмотрела на брата непонимающим взором. Не дождавшись ответа, патриарх Иова пристукнул посохом и сказал:
– Твоя клятва пред богом и людьми принята, Борис Федорович!
Конюший наклонился вперед, поцеловал лежащую на подлокотнике руку сестры и отступил в сторону. Его место занял грузный воевода князь Трубецкой.
– Долгие лета тебе, царица и великая княгиня Ирина Федоровна! Прими клятву мою в верности и преданности, – низко поклонился он. – Отныне я есмь твой преданный слуга, каковой ни сил, ни живота своего для исполнения воли твоей не пожалеет!
– Я верю тебе, Никита Романович, – одними губами, все еще сквозь слезы ответила женщина, – и с радостью приму твою службу. Обещаю быть государыней справедливой и милостивой.
Ударил посох, воевода поцеловал руку и отступил. Перед царицей склонился князь Троекуров:
– Долгие лета тебе, царица и великая княгиня Ирина Федоровна…
Один за другим князья и бояре, воеводы и дьяки, оказавшиеся в зале служивые люди подходили ко вдове государя и приносили ей присягу верности. И чем дальше, тем тверже были ответы царицы, тем меньше оставалось дрожи в голосе и тем увереннее она подавала подданным свою руку.
Только после этого – после принесения присяги ближней свитой и слугами, уже сильно после полудня, патриарх Иова наконец-то отправился в Успенский собор, дабы отпеть по усопшему великий канон. И уже потом зазвенели на Иване Великом колокола, возвещая москвичам о великой утрате.