А наверху Матвея снова встретил протяжный крик, перешедший в хрипение. Сомнений не было — он шёл из комнат, где поселили приезжих. Матвей поспешил туда, проскочил мимо проснувшегося, обалдело глядевшего лекаря и отворил дверь в соседние покои. В дальнем углу, у кроватного полога, он увидел своего нового знакомца Семёна, нависшего громадой над медвежьим поводчиком и железной хваткой сжавшего ему горло. Поводчик издавал последние хрипящие звуки, в его вылезших глазах застыл ужас, а обмякшее тело уже не держалось на ногах. Матвей повис на руках Семёна и крикнул:
— Ослобони! Он нам живой нужен!
Семён нехотя развёл руки, и поводчик рухнул на пол.
— Экий медведище! — укорил Матвей. — Не поспей, удушил бы...
— А цего он засапожником махает! — Семён пнул лежавший на полу нож и стал сокрушённо рассматривать порезанную руку, из которой сочилась кровь.
— Ничего, мы тебе руку враз направим, — успокоил его Матвей. — Хорошо, что ещё так легко отделался. Ведь он мог тебя вовсе порешить и на свиданку к Яшке Селезнёву отправить...
— Да рука цто? Рукав разодрал, сука! — Семён обиженно показал на окровавленный лоскут своей новой рубахи.
Уже больше суток вчерашний случайный попутчик Матвея был для окружающих раненым предводителем разбойных людей, учинивших нападение на великокняжескую дружину. Уловка эта, придуманная на тот случай, если не удастся устеречь покусителей на жизнь Селезнёва, не оказалась зряшной. Семён долго пролежал на скрытой пологом постели, время от времени проваливаясь в вязкую, изнуряющую дрёму. Когда поводчик откинул полог, он мгновенно очнулся от ударившего в глаза света и увидел занесённый нож. Семён защитился одной рукой, а другой обхватил запястье нападавшего. Схватка была недолгой: поводчик не мог противостоять медвежьей силе Семёна и, скорее всего, отдал бы Богу душу, кабы не подоспевший Матвей.
— От кого послан? — наклонился Матвей над поводчиком и похлопал его по щекам.
Тот только промычал в ответ.
— Дай-кось, я его снова посцекоцу! — предложил Семён.
Поводчик в ужасе дёрнулся и застонал.
— Письмо лекарю кто дал? — продолжал Матвей.
В ответ снова раздалось мычание.
— Может, дыхалка у него помялась и теперь на одно мыцание наладилась? — обеспокоился Семён.
— Ладно, пущай отойдёт, — решил Матвей, кликнул лекаря и показал ему на кровоточащую руку Семёна.
В Просини проснулась прежняя спесь.
— Я есть гранде медико[11]. Я лечу только батюшка грандуче и их фамилья[12], — залопотал он.
— Замолкни! — сурово одёрнул его Матвей. — Разберёмся, «какой батюшка» ты лечишь, и «какой папочка» служишь. Сполняй своё дело, а ты, Сеня, постереги их обоих, пока я Василия гляну.