Прокашливаешься. Взгляд от книги не отрываешь.
— Какая разница — нравится мне или нет. Главное — чтобы нравилось… ему.
— Ты можешь свое мнение сказать?! Посмотри и скажи — это оставить? Или бордовое одеть, которое он весной подарил? Подожди, сейчас покажу, — завожу руки за спину, демонстрируя намерение снять лифчик.
Один твой взгляд — темный, почти ненавидящий.
— Не надо! Это оставь. Красиво. Черное на белом. Ему… должно понравиться
— Точно?
— Точно! — ты быстро поднимаешься на ноги, обходишь меня. — Я в душ пойду, не буду мешать тебе собираться. Ключ не забудь. Удачи.
Я не успеваю ни подумать, ни сказать ничего. Раз — и тебя уже нет в комнате. Стою в белье и размышляю. Я… мне… удалось зацепить тебя? Или ты непробиваема? Тебе что — все равно?!
Вспоминаю твой стремительный уход. Помыться тебе приспичило? И блеск, едва замеченный мною подозрительный блеск глаз, когда ты быстро прошла мимо меня. Да неужели…
Одеваюсь я еще быстрее, чем раздевалась до этого. И — бегом к душевым.
Вода шумит только в одной кабинке. И рядом никого нет. Поэтому — подхожу ближе, почти прижимаюсь ухом и слушаю. Ты там?
Вода шумит, просто — шумит вода. Это если не знать, кто там. Но я, внезапно обострившимся слухом … или не слухом… а, например, сердцем — оно умеет слышать, сердце?.. или еще чем-то… не знаю — чем… но! слышу. Сквозь шум льющейся воды — глухие, едва слышимые, отчаянные рыдания. Ноги подкашиваются. Банально — подкашиваются ноги от этих звуков, тихо сползаю по дверце вниз. И звуки — звуки становятся слышнее. Значит — ты сидишь на полу душевой и плачешь. Забилась в угол, обхватив себя руками, уткнувшись лицом в колени, капли воды барабанят по твоим мокрым волосам, по плечам. И плачешь. Рыдаешь. Ревешь. Ни одно из этих слов не способно передать, что я чувствую, слыша эти звуки. Не очень громкие — из-за воды и из-за того, что ты явно пытаешься хоть как-то сдержаться и не рыдать в голос. Но все равно — отчаянные, ибо они рвутся из самого сердца, и ты давишься ими, глотаешь эти рыдания, иногда переходя на хрип и какое-то жалобное поскуливание. Ты! Там! Сидишь на полу под лупящими сверху струями воды и скулишь от боли и отчаяния.
Лера, ты самая распоследняя жестокая и подлая тварь! Мерзкая сучка. В этот момент остро, до помутнения сознания ненавижу себя.
Как можно ТАК поступать с дорогим тебе человеком?! Как можно ТАК мучить близкого человека? Что она тебе сделала? В чем ее вина? Чтобы вот ТАК — целенаправленно и методично бить человека в больное для него место! В чем, объясни, чистая непорочная Лера, в чем ее вина? Кто ты такая, чтобы судить ее? Она ни разу — ни словом, ни поступком, — не причинила тебе вред. Кто поддерживал тебя последние два года? Кто был твоим лучшим другом, самой близкой подругой? Что бы она к тебе ни чувствовала, и как бы ты к этим ее чувствам ни относилась… Такое мое поведение оправдать нельзя. Ничем.