Встречусь ли я с тобой — точно не знаю.
Хоть говорит мое сердце, что я с тобой встречусь.
Только разлука она, штука такая:
Кого-то лечит она, кого-то калечит…
/Дарина/
Ненавижу. Мне уже 32 года, и всю мою сознательную жизнь меня заставляют вставать по утрам. Детский сад, школа, университет, работа. И я это до сих пор ненавижу!
Говорят, если хочешь возненавидеть какую-то мелодию — поставь ее на будильник на мобильном. Так над музыкой издеваться я не могу. И последний год просыпаюсь под выступление Ларри Эллисона на позапрошлогоднем OpenWorld. Бесчеловечно по отношению к Эллисону? В какой-то мере — да. Но с него, я думаю, не убудет.
Отточенным за годы движением нажимаю на кнопку мобильника. Знаю — через десять минут я опять его услышу. А мне эти десять минут — на то, чтобы уговорить себя.
Я не выспалась, опять. Легла вчера в два ночи, сейчас семь, пяти часов для сна мне не хватает, как ни крути. Чего полуночничала? Резонный вопрос. Во-первых, для меня это нормально, я — сова. После пяти вечера у меня пик работоспособности. Раньше двенадцати лечь спать — это я должна быть очень-очень уставшей. А во-вторых… Во-вторых, у меня вчера было, бля, свидание. С которого и приперлась домой почти в два ночи.
Страдая и жалея себя от того, что хронически не выспалась, мрачно соображаю — нафига оно мне надо было? Удовольствия для? Сомнительное удовольствие… Побег от одиночества? Ерунда какая… Не боюсь я одиночества, совершенно. К тому же, после такого вот… одноразового… на одной физиологии секса… одиночество ощущается сильнее. Значит — все-таки боюсь его. Потому что до сих пор помню, каково это — когда ты не один… Точнее — не одна.
Настроение портится еще больше, хотя, казалось бы, и так уже в минус бесконечности, с утра-то… Не надо было вчера ехать к Вадиму. А если уже поперлась — надо было там остаться ночевать — предлагал же. Лишних сорок минут, отобранных у сна, потрачены на дорогу домой. Но — нет. Я же, блять, всегда сплю одна. С тех самых пор…
Мой стон звучит одновременно с повтором звука на мобильнике. И вам не кашлять, мистер Эллисон… Как херово-то. Последнее средство осталось.
Протягиваю руку, не глядя, открываю прикроватную тумбочку, пальцы сами находят: гладкое стекло, дерево рамки. Достаю.
Ты смотришь на меня с черно-белой фотографии. У меня мало осталось твоих фотографий. Я же не знала, что все так закончится. Я думала, что у нас…
Мало что осталось. И — невероятно много. Так много, что я не могу забыть тебя. Пыталась — не получается. И я живу с тобой. С твоей фотографией в прикроватной тумбочке. Уже десять лет.