, а не о вопросах жизни и смерти.
Полицейские смущены. Они тратят много усилий на то, чтобы преодолеть все языковые трудности при выяснении личности Йоахима и узнать, что он с Эллен вообще делал в доме Коллисандера. Йоахим пытается объяснить все доступно, но вопросы и хаотичность ситуации усложняют это. Посол часто перебивает его на полуслове, а у полицейских постоянно трезвонят телефоны, и они по очереди выходят в коридор, о чем-то громко разговаривая. При этом дверь то остается открытой, то закрывается. Когда возвращаются, они начинают ругаться между собой. И все время ведется запись.
Но постепенно все начинает выстраиваться по кирпичику, и даже послу эта история становится интересной. Теперь, когда наконец его рассказ закончен, Йоахим может задать и свой вопрос:
— Вы нашли картину, написанную на коже женщины? Доказательство того, что убийство совершил Коллисандер?
Посол переводит, полицейские с удивлением качают головами.
— А вы уверены, что картину вынесли из пылающего здания? — уточняет посол.
— Я держал ее в руках все время, пока меня несли вниз по лестнице, — уверяет Йоахим. — А потом ничего не помню…
Один из полицейских записывает, другой берет свой мобильный и куда-то звонит. Он общается с кем-то громко и долго. Йоахим ждет, когда посол переведет ему содержание разговора полицейского.
— Врачи скорой помощи взяли картину с собой, и она по-прежнему у них в больнице.
Полицейские хотят вместе с послом связаться с копенгагенской полицией. При расследовании таких дел нет ничего необычного в создании международной следственной группы, объясняет посол и рассказывает еще много всякой всячины. Но Йоахим уже не слышит — он слышит только самого себя, свой внутренний голос, который говорит: наконец-то все в порядке, Елена не будет сидеть в тюрьме. Она не будет сидеть в тюрьме.
— Господин посол, — произносит Йоахим.
Тот поворачивается, уже стоя в дверях, и смотрит на Йоахима.
— Просто Франс.
— Франс… Вы не могли бы сказать им, что я очень хотел бы поговорить с Еленой?
* * *
Медсестра сопровождает его по коридору. Йоахим сгорает от нетерпения снова услышать голос Елены. Кроме этого он еще и встревожен. А что, если она больше не захочет его слышать? «Да брось ты», — уговаривает он сам себя. Медсестра останавливается перед какой-то дверью и смотрит на него.
— Si?
Да? Что «да»? Йоахим только кивает. Да, черт побери, да жизни, да Елене, да тому, чтобы дышать, да торжеству справедливости. Медсестра распахивает перед ним дверь. Но это не кабинет врача с телефоном, о котором просил Йоахим. Он остается стоять на пороге. Ставни закрыты, но слабые лучи света все же пробиваются внутрь узкими полосками. Там, совершенно не двигаясь, лежит Эллен.