Елена слушает. Он рассказывает сейчас историю, произошедшую с ней.
— А чем я еще занималась? Если лошади были моим хобби, то какая у меня была работа? — с нетерпением задает вопрос Елена, которой теперь захотелось узнать все.
— Ты помогала вести дела на фирме. Это была фирма твоего отца. Он создал компанию «Сёдерберг Шиппинг», был основателем всего. Мы просто продолжаем его дело.
— Мой отец, — повторяет она и чувствует, как это слово пробуждает внутри нее ощущение тепла.
Это слово снова потрясает ее. Значит, она не детдомовская, не сирота, у нее есть своя биография.
— Расскажи о моей семье. Кто были мои отец и мать?
— Ты родом из хорошо известной семьи. Твой прадед был одним из основателей Химмельбьергских собраний…
Елена замечает, что Эдмунд все время что-то ищет, какую-нибудь искорку прозрения в ее глазах. И всякий раз остается немного разочарованным. Он продолжает:
— Химмельбьергские народные собрания… в целях установления демократии в Дании…
Она кивает: кое-что из того, о чем рассказывает Эдмунд, она знает. Те факты и события, что известны всем. Она также знает, что Монтевидео находится в Уругвае, что Дания стала демократическим государством в 1849 году, что жасминовый рис более клейкий, чем прочие сорта риса. И ему отдают предпочтение, когда едят палочками. Она знает много чего и может месяцами рассказывать обо всем, что знает. Только лишь информация о ней самой и о том, что с ней случилось, стерлась из памяти.
— А мой отец? Он тоже этим занимался?
Эдмунд улыбается:
— Твой прадед жил в сороковых годах девятнадцатого столетия. Твоего отца звали Аксель. До своей смерти он был одним из наиболее влиятельных предпринимателей в Дании.
Он говорит так, словно читает по книге, размеренным и лишенным всяких эмоций голосом. О фирме, о том, как ее отец курсировал по озерам, перевозя главным образом лес и туристов. О том, как он вовремя понял, что будущее за перевозками не по озерам, а по морям, и стал расширять свою деятельность, начал строить собственные корабли в Фредериксхавне. Но он обосновался в Силькеборге, где они всегда находились, хотя многие на фирме годами пытались уговорить его перевести главный офис в Копенгаген, Орхус или даже на Филиппины.
— Есть фотографии с ним? А моя мать? У меня есть братья или сестры?
Эдмунд берет альбом, переворачивает в нем несколько страниц то вперед, то назад и вручает его Елене открытым на странице со старыми черно-белыми фотографиями.
— Вот твои родители. Ты была их единственным ребенком, — отвечает он довольно формальным, обезличенным тоном.