Когда я приехала в Краков, то пошла жить в «дом флифтленгов» (доходный дом, где за небольшую плату или бесплатно селились беженцы — прим. А.В.). Там мне жилось очень голодно. Утром давали черный и горький кулеш, а на обед суп, но я в нем не видела ничего — все разваренное и непонятное. В Кракове я ходила в немецкий ресторан, изображала немку и покупала обед за небольшие деньги. Но этим я рисковала — потому, что если бы меня обнаружили, сразу бы уничтожили. Бог помог мне, и уже тогда у меня воспитывался мой характер.
В Кракове я и получила среднее образование — за четыре месяца выучила программу целого класса, сдала выпускной экзамен и приехала в Варшаву. Но я совсем не знала, что делать. В Варшаве меня нашел один националист по фамилии Полищук, а звали его, кажется, Андрей. Он подошел ко мне и говорит: «Я националист, возглавляю отдел молодежи под руководством Поготовко (Михаил Михайлович Поготовко — украинский летчик, подполковник Армии УНР — прим. А.В.). Я должен приступить к более важным делам, и хочу поставить Вас на свое место. У Вас будет ставка машинистки, но фактически нужно будет сидеть только на телефоне». Это и было прикрытием подпольной работы, которую мне поручил Полищук. Она заключалась в патриотическом воспитании молодежи. В тех краях было очень много смешанных браков, и я из кожи вылезала, чтобы украинизировать детей от этих браков. Это первая националистическая работа, которую мне поручили. Во время этой работы я много читала украинских поэтов, писателей и учила молодежь географии и истории Украины.
Одна история мне очень запомнилась. Отцом моей подруги Гали Змиенко был генерал Змиенко. А его шурином был Безручко (Марк Данилович Безручко — генерал-хорунжий армии УНР — прим. А.В.). Однажды я пришла к ним в гости, сидела за столом, и Галя говорит: «Сейчас придет мой дядя Безручко, и вы увидите, что с ним поляки сделали. Они дали ему что-то напиться, и теперь он живет, но ни к чему не имеет интереса». И я увидела, как он шаркает ногами, садится за стол, ест, но очень медленно себя ведет.
Как-то раз на улицах Кракова я видела, как шли наши гуцулы в своей одежде, с резными бартками (традиционными гуцульскими топориками — прим. А.В.) и пели.
А.В. — А как немцы к этому относились?
А.И. — Немцы насчет этого не очень переживали. Они с поляками тогда имели больше дел, а украинцев не трогали. Сейчас кричат, что только Гитлер делал зло. Да, он его делал, но больше на востоке. А то, что делали советы на Галичине — то же самое, что Гитлер! Нет разницы!
Я как увидела тех гуцулов, то говорю Гале Змиенко: «Эти националисты такие воодушевленные! Нам надо такое же делать, как эти гуцулы делают». А она мне ответила, что «пластуны» ничего подобного сейчас не делают. Я ей в ответ: «Так идем в ОУН! Мне такая организация не нужна, как у нас, которая ничего не делает». Галя почему-то не захотела, и я ей сказала: «Вы, Галя, как хотите, а я перейду к националистам».