Итак, в пятницу вечером Сомерс ровно в десять пришел в учительскую и был ошарашен, увидев в ней Этериджа. Но Этеридж почти сразу ушел и при этом невольно помог Сомерсу, посчитав количество бланков, которые тот должен был заполнить.
— Это существенный момент, — заметил директор. — Его алиби выглядело бы очень бледно, если бы какой-нибудь независимый свидетель не подтвердил, что в десять часов вечера на руках у Сомерса была почти сотня чистых бланков. Как бы он добился этого без Этериджа?
— Например, с помощью Уэллса, на чье присутствие мог рассчитывать. Сомерс сказал бы ему что-нибудь вроде: «Послушайте, Уэллс, я заключил пари. Мы с другом поспорили, что я закончу девяносто семь отчетов до одиннадцати вечера. Посчитайте их, пожалуйста, чтобы все знали, что их действительно девяносто семь». Наверняка у него было заготовлено что-то в этом духе.
Директор кивнул:
— Продолжайте.
— После того как Уэллс и Этеридж ушли, Сомерс задернул шторы, чтобы никто не мог заметить, что его нет в комнате, спустился вниз и вылез из Дома Хаббарда через окно. Скорее всего, у него был велосипед: во-первых, потому, что он не хотел отсутствовать дольше, чем необходимо, а во-вторых, по другой причине, о которой я скажу позднее. В любом случае, Сомерс отправился к дому Лава, проник в него через французское окно, застрелил Лава, сидевшего в кресле, и вернулся в учительскую. Все это заняло примерно четверть часа.
— Подождите, если бы у Сомерса был велосипед, то мы заметили бы его на улице.
— Если только его не увез Гэлбрейт, — возразил Фен, — а он вполне мог так поступить. Но я не настаиваю на велосипеде. Хочу лишь подчеркнуть, что Сомерс вернулся обратно не позднее половины одиннадцатого. Пешком это было сделать трудно, хотя в принципе возможно.
Действия Лава в предыдущие дни хорошо известны. В четверг он посетил коттедж миссис Блай, обнаружил, что ее нет дома, попытался выяснить, где она находится, но не сумел. Однако узнал, что она должна вернуться к актовому дню, и намеревался встретиться с ней сразу после возвращения, чтобы сообщить об истинной стоимости манускрипта.
— Но миссис Блай могла ему не поверить, — промолвил директор, — и все-таки продать рукопись Сомерсу.
— Вы правы, хотя сомневаюсь, что Сомерс стал бы на это полагаться. В любом случае, Лав до своей смерти больше не предпринял никаких шагов, если не считать начатой им записки. Что он собирался с ней делать, я не знаю. Вероятно, ему просто хотелось с кем-нибудь поделиться, а листок бумаги в данном случае лучше, чем ничего. Примерно по тем же причинам люди ведут дневники.