Валерия сидела, облокотившись на поставец и уронив чуть склоненную голову на ладонь левой руки, а в правой сжимала папирус. Черные глаза ее были устремлены на погребальную урну, и эту прекрасную женщину в глубоком немом горе можно было уподобить Ниобее.
Казалось, она говорила: «Посмотрите, есть ли на свете горе, которое могло бы сравниться с моим!»
На скамейке около поставца, также в трауре, стояла миловидная светловолосая Постумия; природная красота сочеталась в ней с детским очарованием и грацией. Нежными пальчиками она водила по чеканным фигурам, листьям и узорам, украшавшим погребальную урну. Время от времени девочка вскидывала свои большие черные глаза на опечаленную мать, словно огорченная ее долгим молчанием.
Вдруг Валерия вздрогнула и, поднеся к глазам папирус, который она продолжала держать в правой руке, снова стала перечитывать его.
Вот что было написано в этом письме:
Дивной Валерии Мессала
Спартак шлет привет и пожелание счастья.
Из любви к тебе, моя дивная Валерия, я встретился с Марком Крассом и сказал, что сложу оружие. Я готов был согласиться на все из любви к тебе и к нашей дорогой Постумии, но претор Сицилии предложил мне жизнь и свободу ценой измены.
Я предпочел быть неблагодарным по отношению к тебе, бесчеловечным к моей дочери, чем предать своих собратьев и покрыть свое имя вечным позором.
Когда ты получишь это письмо, меня, вероятно, уже не будет в живых: предстоит большой и решающий бой, в котором я со славой закончу свою жизнь.
Таковы начертания враждебного рока. Перед смертью я испытываю потребность, о дивная моя Валерия, просить у тебя прощения за все причиненное тебе горе. Прости меня и живи в радости. Умирая, я благословляю твое полное мужества сердце, твою благородную, любящую душу.
Будь сильной и живи. Живи ради любви ко мне, живи ради этого невинного ребенка — таково пожелание и просьба умирающего.
Слезы сжимают мне горло, я задыхаюсь, и меня утешает лишь одна мысль: что я обниму тебя, твой бессмертный дух, в лучшем мире. Тебе мой последний поцелуй, к тебе стремится моя последняя мысль, последнее биение сердца
твоего Спартака.
Окончив читать, Валерия поднесла письмо к губам и громко зарыдала.
— Мама, почему ты так плачешь? — печально спросила девочка.
— Бедное дитя мое! — воскликнула Валерия прерывающимся от рыданий голосом, лаская белокурую кудрявую головку Постумии и глядя на нее с невыразимой нежностью. — Ничего! Ничего со мной не случилось! Не огорчайся, дитя мое!
Она привлекла к себе девочку и, обливаясь слезами, покрыла ее лобик поцелуями.