На берегу Бурульчи делаем привал. Василий Бартоша прилег на мшистую каменную плиту, напился прямо из речки, да так и остался лежать, заглядевшись в воду. Тихо подхожу к нему. Действительно, есть на что заглядеться. В глубине заводи, как в зеркале, отразился окружающий мир: и спокойный лес, и горделивые скалы и безбрежная чаша неба. Заметив меня, Бартоша поднялся и, словно впервые, оглядел лес, горы, небо.
— Вот закинчиться вийна, и стану я, Микола Дмитровичу, лисныком… — мечтательно говорит он.
На поляне третьей казармы расстаемся.
Крепко обнимаемся с Лексиным и Беллой и троекратно целуемся — в полной риска лесной жизни это стало традицией.
У дружбы много крыльев, но закон у нее один — верность.
А. Макаренко
Прошла неделя, но Белла не возвращался. Не видели его и в городе. Похоже, что наш разведчик схвачен. По его следам послали Виктора Хренко, потом Клемента Медо. Поиски были без результатов. Лишь на десятый день Белла явился. Докладывал бойко: на след провокатора Кольцова направил трех словаков; в «Рыхла дивизии» был; листовки распространил, но группу антифашистов увести не удалось — немцы усилили контроль.
Из города он привел черноволосого щупленького мальчугана лет тринадцати. Сказал, что подпольщики поручили забрать мальчика в лес, так как мать его арестована.
Больше ничего он не рассказывал. Старался держаться бодро, шутил и все напевал песенку о Катюше.
Выглядел же Белла необычно: похудел, осунулся, округлое лицо с высоким лбом, живыми черными глазами и постоянной улыбкой на губах постарело. Довольно заметные следы побоев он объяснил неохотно и односложно: «Упал». Густую шевелюру, лихо зачесанную назад, тронула проседь, а ведь Белле всего-навсего двадцать два года.
— Белла! — спрашиваю его. — Как твое здоровье?
— На все сто, товарищ командир бригады! Ако всегда здоров.
— Ой, что-то не то.
Но Белла так ничего и не ответил. Тайна Беллы раскрылась лишь спустя двадцать один год. Узнал я о ней совершенно случайно.
Как-то утром (это было уже в 1964 году) зашел ко мне молодой офицер флота. Представился:
— Роман Федорович Болтачев. Пишете о словаках? — спросил с интересом.
— И о словаках.
— О Белле, конечно, тоже пишете?
— Пишу.
А о том, как его расстреливали, будете писать?
— Беллу никто не расстреливал. Он жив. Вы что-то спутали.
Нет, моряк ничего не путает. Из бокового кармана кителя он достает фотографию.
— Узнаете?
С фотоснимка на меня глядит знакомое лицо Беллы. Да, это он — Войтех Якобчик. Его мягкая душевная улыбка. Его чуть настороженный взгляд живых черных глаз. Его кожаная куртка с застежкой «молния». И даже его красный шарф, повязанный на манер пионерского галстука.