— Ух ты! — Русай отпрыгнул от трупа. — Это как, дядька? Это я?!
Выучи глядели на него, разинув рты.
— Понятно? — обвёл Донатос парней тяжёлым взглядом. — А вы тут как куры квохчете. Ты. Со мной пойдем, — и крепкая рука ухватила мальчишку за плечо.
— Дядька, — задохнулся тот и взмолился: — Только сестре не говори! Уши надерет!
— Быстро ж ты смелость растратил… — крефф толкнул паренька к двери. — Шагай, упырёнок.
— Чего это я упырёнок? — обиделся Руська.
— Вот и я тебе не дядька.
Мальчонок надулся, но пошел, куда вели — на верхние ярусы.
— Сюда, — крефф втолкнул его в освещённый лучиной покой, в котором за столом сидела растрепанная девушка и перебирала в миске горох. — Светла, на вот тебе помощника. Проследи, чтобы спать лёг.
— А Лесана? — вскинулся мальчик.
— А что Лесана? Пусть спит. Завтра с ней поговорим, — с этими словами колдун вышел.
Утром, когда Донатос вернулся в свой покой, то нашел зевающего Руську сидящим на лавке, возле свернувшейся калачиком Светлы. Увидев колдуна, мальчик протер глаза и сердито проворчал:
— Ты чего так долго, дядька? Я уж заждался. Вон, она горячая вся. Захворала.
— Выдеру я тебя за дядьку, — пригрозил наузник и сел рядом.
Светла не спала — металась в полубреду. Огненная.
— Беги в башню целителей, позови кого-нибудь. Или выучей из старших, или креффа. Пусть пока лежит.
— А ты куда? — спросил Руська, поспешно обуваясь.
— Куда надо. А ну, бегом!
Мальчишка унёсся, Донатос же — делать нечего — отправился к Лесане.
Далеко идти не пришлось. Девка налетела на него в коридоре, злая, как Встрешник:
— Ты… какого… он дитё совсем, упырь ты смердящий!!!
Крефф смотрел на обережницу красными от недосыпа глазами:
— Будет уж орать-то. Сам пришёл. Не по нраву, так забирай обратно. Только назавтра он всё одно под дверью мертвецкой будет сидеть. И у тебя не спросится. К Клесху идем.
— Ты!.. — она схватила колдуна за плечо, но он рывком стряхнул её руку.
— Охолонись. Расквохталась. Он — колдун. Ты его учиться привезла или к подолу своему поближе? Хотя… откуда у тебя подол.
Лесана медленно отвела в сторону руку, на пальцах которой вспыхнули, переливаясь, голубые огни.
— Уймись уж, дура, — устало сказал крефф. — Боюсь тебя, спасу нет. Совсем, как ты меня. На том и разойдемся. Ты б меня убила, да не можешь. А я тебя, но тоже терплю. Цитадель — она такая, всё в пыль перемелет: и ненависть, и злобу, и любовь. Не живут они тут долго. Да только ты никак этого понять не хочешь. Зря. Наставник твой быстрее повзрослел.
Девушка смотрела на него глазами, полными ненависти, но сияние её Дара медленно угасало.