— Обратно идём, — сказал он, с усталостью понимая, что короткое просветление, случившееся в скудном уме дурочки, завершилось.
— Ты вот не любишь меня, — меж тем лопотала блаженная, — а зря. Зря не любишь. Я же ведь тебе добра одного желаю. А ты всё гневаешься, всё ругаешь меня…
Она щебетала и щебетала, а он равнодушно шагал рядом, уносясь мыслями далеко-далеко: надо отыскать Русая и всыпать паршивцу, чтобы больше не вздумал убегать от креффа без позволения. Потом надо дуру на поварню отвести, чтобы накормили, да попросить меда, пусть ест, а то и правда, вся синяя, будто на непосильной работе ломается…
— …женишься на мне, тогда уж… — вырвал обережника из раздумий голос скаженной.
— Чего? — Донатос даже споткнулся. — Чего сделаю?
Дурочка глядела на него радостно:
— Женишься!
— А-а-а… — протянул крефф. — И когда?
Она счастливо улыбнулась:
— Так по осени. По осени свадьбы-то играют.
— И правда… — мужчина пошел дальше. — Глупость спросил.
Скаженная устремилась следом:
— Так вот женишься когда… — продолжала она. — Там уж я…
— Светла, — вновь остановился Донатос, которому неожиданно стало весело: — Как я на тебе женюсь? Я крефф — у нас семей нет. Да и старше насколько. Ты мне в дочери годишься. Ну и дура ты ещё. Это тоже, с какой стороны не взгляни — причина.
Девушка нахмурилась:
— Тебя, родной, послушать, так во мне вовсе ничего хорошего нет.
Обережник искренне рассмеялся:
— А чего ж в тебе хорошего?
Она замолчала. Открыла и закрыла рот, не найдясь, что ответить, потом рвано вздохнула, моргнула, брови надломились, губы искривились и из разноцветных глаз полились слезы. Они катились градом по щекам, застывая на морозе.
Выгулял дуру. Тьфу.
— Хватит, — крефф вытер блаженной лицо. — Хватит, я сказал.
Но она все всхлипывала и всхлипывала, брела рядом, спотыкалась, сопела, хлюпала носом и никак не могла успокоиться. Она плакала, когда они шли через двор, плакала, пока поднимались по всходам на четвертый ярус, пока раздевалась в покойчике… А потом легла ничком на свою лавку и разрыдалась так безутешно, что Донатос почёл за лучшее уйти, нежели слушать эти тяжкие стенания.
Он спустился в мертвецкую, подцепил в коридоре за ухо невесть откуда появившегося Руську и отправил к Светле — приглядеть. Когда через несколько оборотов мальчонок вернулся с известием о том, что скаженная мечется в бреду, Донатос даже не удивился.