Иногда к нашим вечерним посиделкам присоединялась бабушка, жившая недалеко от нас. Я точно не знала, но кажется ей было около семидесяти. Вообще не люблю считать чужой возраст, как, впрочем, и свой собственный. Предпочитаю полагать, что подобная цифра имеет поверхностный смысл и уместна лишь в одном случае, — при заполнении документов. Жизнерадостность бабушки, умение держать себя в руках и продолжать достойную жизнь не могли не восхищать. По вечерам, кутаясь в длинный плащ и белый пуховый платок, она выгуливала Зевса. Это ее обожаемый питомец, добродушный озорной бигль,[3] ростом едва достигающий колена. На его белой шерсти проступали большие коричневые и черные пятна, а огромные глаза смахивали на разлитые темные чернила.
После прогулки бабушка заходила к нам. Когда умер дедушка, мы все уговаривали бабушку перебираться в нашу квартиру, но она отказалась.
— Я всю жизнь прожила в том доме, и теперь не собираюсь бежать от призраков, — посмеиваясь, говорила она. — Да и Зевсу совсем не понравится, что придется засыпать в новой постели, правда, малыш?
И лопоухий бигль с протяжным лаем бросался к ней. Бабушка хохотала, гладила его блестящую шерсть и терпела прикосновения мокрого прохладного носа. Сегодня бабушка ужинала с нами, предвкушая мой рассказ о первом дне в институте. Зевс бегал по кухне, то прячась под столом, то сворачиваясь около стены. Отец подшучивал над ним, кидая поролоновый маленький мячик к его лапам. А мама уже раскладывала по тарелкам мое любимое блюдо, — макароны и обжаренное до корочки мясо. От еды исходил изумительный запах, и я тут же принялась уплетать порцию. Пользуясь моментом, мама атаковала бабушку расспросами о ее здоровье, давлении и своевременном приеме таблеток. Бабушка авторитетно заявляла, что о медицине ей известно больше всех присутствующих, а потому она не нуждается в лекциях.
— Тебе пора понять, моя дорогая, что еще не изобрели такой таблетки, от которой я проснулась бы однажды утром и вновь обратилась двадцатилетней девочкой, — посмеивалась бабушка.
— Так, а ты, разведчик? — отец кивнул мне, подмигивая. — Чего молчишь? Рассказывай давай, как там у тебя на фронтах? Как институт?
— Все просто улет! — заявила я. — Бабуль, я не знаю, где стенд с фотками преподов, особо времени не было поискать, завтра может. Зато я видела памятник студенту.
— Он еще цел? — покачала головой бабушка.
— Еще как цел, — усмехнулась я. — Сегодня два типа пытались прицепить ему на голову горелку!
О том, что среди этих типов был Давыдов, которого хорошо знали все в моей семье, я говорить не стала. Максим служил основным объектом для подшучиваний отца и надежд мамы в отношении моего будущего. Последнее я не разделяла, поэтому старалась по возможности не упоминать о Максиме.