Дмитрий Алексеевич выругался и отбросил кисть.
Сегодня он никак не мог сосредоточиться на работе.
Кроме душевного смятения из-за гибели Илоны, ему мешало странное чувство. Изображенный на картине германский вождь словно что-то таил от него, не хотел раскрыть какую-то важную тайну, а пока Старыгин не мог проникнуть в суть картины, он не мог вернуть ей первозданный облик. Нет, так работать невозможно!
Дмитрий Алексеевич снял рабочий халат, покинул мастерскую и отправился в отдел рукописей Эрмитажа.
Пройдя по узким служебным коридорам, поднявшись по лестнице и миновав несколько дверей, он остановился перед дверью с медной табличкой «Кабинет рукописей».
Он нажал кнопку звонка. Прошло две или три минуты, наконец дверь открылась, и перед Старыгиным появилась невысокая, немного сутулая женщина с приятным улыбчивым лицом.
— Дима! — Она явно обрадовалась Старыгину, ее лицо озарилось улыбкой и похорошело.
Так хорошеет осенний лес под редкими лучами тусклого северного солнца.
— Дима! — повторила женщина, отступая, чтобы пропустить Старыгина в комнату. — Заходи, всегда рада тебя видеть… чаю хочешь?
Это была старинная знакомая Старыгина Татьяна. Все знали, что она питает к нему большую симпатию, и Дмитрий Алексеевич, чего греха таить, частенько этим пользовался. Татьяна со своей стороны всегда радовалась его приходу и старалась задержать подольше. Раньше она всегда предлагала ему кофе, который, надо сказать, заваривать совершенно не умела, и Старыгин проболтался об этом сослуживцам. Дошло до Татьяны, она обиделась, но нет худа без добра — перешла на чай.
— Чаю? — переспросил Старыгин озабоченно. — Может быть, потом… Вообще-то, Танечка, я по делу. Я хотел бы взглянуть на трактат Григория Мантуанского.
— «О германских правителях»? — уточнила Татьяна. — Взглянуть можешь, только, конечно, здесь. Выносить рукописи из кабинета нельзя, ты ведь знаешь наши порядки.
Улыбка на ее лице выцвела — Татьяна поняла, что Старыгин пришел к ней по служебной необходимости. Впрочем, она никак не показала своего разочарования, развернулась и, немного прихрамывая, пошла по узкому коридору между двумя рядами стеллажей, заставленных коробками и папками со старинными рукописями.
Коридор кончился, и Старыгин оказался в кабинете с двумя огромными окнами. Дмитрий Алексеевич любил здесь бывать — не только потому, что его связывала с Татьяной давняя дружба, но и потому, что он считал вид из этих окон одним из самых красивых видов в городе, а может быть — и во всем мире.
Одно окно выходило на Зимнюю канавку и здание Эрмитажного театра, другое — на Неву, тускло отсвечивающую свинцом и кобальтом под низким осенним небом. На заднем плане, на другом берегу Невы, возвышалась Петропавловская крепость.