Он рассказывал, что происходило, когда я исчезала, – Тони так называл это. Я просто сидела или стояла, не шевелясь, и смотрела в одну точку. Так часто делают кошки, говорил он, интересно, что они там видят. Но вообще я старалась избегать разговоров на эту тему. Особенно неприятно было, если воспоминание-погружение касалось Мартина. Я никогда не знала, куда попаду в следующий раз, чаще всего это был замок Невиллов, двор при Анне Клевской или Скайхилл с Мартином. Но никогда - беременность или то, что было потом, до самой смерти Маргарет.
В настоящем проходило несколько секунд или минут, в прошлом - дни, иногда недели. Но в этот раз месяц шел за месяцем, промелькнуло лето, началась осень. Просыпаясь, я каждый раз надеялась увидеть палату лондонской клиники, Тони, маленькую Мэгги, но, открывая глаза, снова и снова обнаруживала себя в комнате проклятого замка. Гобелен на стене, пыльный полог кровати, камин, стол и кресло у окна, большой резной сундук с одеждой, еще один – с бельем. Во второй комнате, точнее, «дневной» половине спальни, мебели почти не было, только стол и широкие скамьи у стен. Из нее можно было выйти в последнюю комнату, где на лежанке спала Бесси, и дальше – в большой холл. Оттуда узкая винтовая лестница внутри башни спускалась вниз, в комнату с дверью под арку ворот.
Даже не знаю, сколько прошло времени, прежде чем мне стало по-настоящему страшно. До этого меня не покидала привычная досада и раздражение. Когда со мной была Маргарет, я, как и она когда-то, проживала эту жизнь впервые, испытывая все ее эмоции и ощущения. Но теперь все было иначе.
Во-первых, я заранее знала, что произойдет. Разумеется, не каждую мелочь помнила отчетливо, но, по крайней мере, все более или менее значимые события. Ощущение постоянного дежавю, усиленное в сотни раз. Во-вторых, я не могла ничего изменить. Абсолютно ничего. Как будто в тело была заложена программа: говорить то-то, делать так-то. И только думать я могла по-своему. Но что толку, если мне хотелось, к примеру, врезать говорящему очередную гадость Роджеру ногой по яйцам и разодрать когтями физиономию, а сестрица Маргарет поворачивалась и в слезах уходила к себе.
В общем, день сурка[2]. Только еще хуже, потому что Фил Коннорс пусть в рамках одного дня, но все же мог изменить хоть что-то. Я – нет.
Поскольку бороться с этим я не могла, оставалось только поискать плюсы. Конечно, Маргарет превратила мою жизнь в кошмар, но, с другой стороны, она дала мне столько положительного, что грех жаловаться. К тому же я могла досконально изучить доступный мне кусочек тюдоровской Англии и собственной семейной истории. Кто еще мог таким похвастаться? Да никто. А когда становилось особо тошно, я убеждала себя, что совсем скоро все закончится, и я снова вернусь туда, где со мной любимый муж, ребенок, друзья. Не в первый раз. И, наверно, не в последний.