— Ты фто сотфолила… — только и смогла промычать ненавистница моя. А девки уж осерчали вконец за ее спиной.
— А это заклинание такое, вот плеснула в тебя настойкой, чтобы глаза застлать, а сама заклинание прошептала, которому отшельник научил. Теперь всегда так ходить будешь, пока прощения у меня не попросишь. — сказала и сама стою, жду, поверит али нет.
А Рося поверила и подружки ее тоже. Заголосила во все горло, а девчонки ее даже назад отступили, никто боле поддержать подругу свою закадычную не решился.
— Пвости, пвости, — голосила Рося, а меня уж смех разбирать начинал, еле сдерживалась.
— Ладно, добрая я сегодня, на этот раз прощу, так и быть. Идем со мной домой, там прошепчу другое заклинание, но только делать это нужно, чтобы никто не видал, иначе не подействует.
Повернулась и отправилась к дому. Рося в охотку за мной припустила, только и слышала позади, как она громко носом хлюпает. Повезло, что матушка намедни как раз петрушку измельчила да кипятком залила, снимется у Роси опухоль, зато про случай этот не забудет и трогать меня поостережется, а подмор я Гленне позже занесу.
Воин очнулся лишь на следующий день. Я как раз в клеть заскочила, проверить. Не удержалась и пока мать надо мной не стояла, принялась щекотать розовые шрамы и дощекоталась. Он все вздрагивал, вздрагивал, а потом вдруг глаза раскрыл, а я как завизжу на всю клеть: 'Ааа!' — и за дверь выскочила.
Кинулась прямо в дом и давай с порога звать:
— Матушка, матушка, он очнулся!
Мама из-за печи выглянула, руки от муки отряхнула, меня оглядела и говорит:
— Так что ты бегаешь, как оглашенная? Обратно ступай, воды ему поднеси, а я сейчас приду, заодно Агната кликну.
Я взяла ковш с водой и понесла в клеть, а руки знай себе потрясываются. Приотворила дверь, протиснулась в щелку осторожно и замерла у порога, на чужой взгляд натолкнувшись. Странные глаза у него были, янтарные, иначе не скажешь, золотистые, словно смола сосновая. И смотрел он так изучающе, немного удивленно. Потом рот открыл и прохрипел:
— Ты кто будешь?
— Я это… Мира я, вот, возьми, — подошла бочком к лежанке и ковш протянула. Воин на локоть оперся, взял ковш ладонью широкой и в несколько глотков осушил, а потом сел на лавке. Сел, а покрывало вниз сползло, а он ведь под тем покрывалом голый совсем. Я, конечно, все, что не надо, рассмотрела уже, но тогда ведь воин без сознания лежал еще и болезный совсем был, а теперь вот сидит, покрывало не подхватывает. Я в сторонку отвернулась, ковш в ладони раскачиваю, молчу, а он тоже молчит, так и молчали оба, пока ковш из руки не выскочил и воину промеж ног не залетел.