— Похвально, — Рэми с тошнотворной неторопливостью, будто специально желая помучить меня, достает карточку-пропуск и протягивает ее ожидающему мужчине, который незамедлительно сканирует ее, после чего открывает рот от изумления и смотрит на Господина неверящим взглядом. И сейчас, с вот этим вот обескураженным лицом, он напоминает мне религиозного фанатика, увидевшего своего бога воочию. Осталось только упасть на колени и заплакать от нахлынувшей эйфории.
— П-простите, — он вытягивается по струнке, возвращая карточку и махая рукой остальным. Отдает им жесткий приказ пропустить и уже раболепно шепчет: — Вам нужно сопровождение, мистер Рэми?
— Нет необходимости, — сухо бросает Рэми и, не дожидаясь ответа, закрывает окно, только после этого переводя на меня холодно равнодушный взгляд. Он смотрит всего несколько секунд, но за это время я успеваю прочесть его эмоции — он зол на меня и напрасно пытается скрыть это, потому что я слишком хорошо его выучила, чтобы не заметить очевидного — сейчас он должен быть не здесь, не со мной, а в Митрополе, вершащим правосудие. Тогда почему, почему, черт побери, он дарит мне шанс? И, кажется, я догадываюсь.
— Я знаю, почему вы это делаете, — под мерный шум двигателя шепчу я, пристально наблюдая за тем, как медленно открываются тяжелые ворота, затем поднимается шлагбаум, и стоящие по сторонам дороги люди с армейской выправкой с интересом разглядывают нашу машину. Это должно быть приятно — быть центром вселенной.
— Что делаю?
— Позволяете мне увидеться с мамой.
— И? — лишенным заинтересованности тоном спрашивает Господин, пересекая границу миров и прибавляя скорость. На миг вылетаю из реальности, с щемящей тоской вглядываясь в силуэты зданий вдалеке, среди которых мой дом, моя школа, мое кафе, в лабиринте которых скрыты знакомые улицы, увядшие воспоминания, прошлая жизнь. Мне почти не больно, если не считать того, что на месте сердца постепенно образуется дыра, и я не чувствую его ритма, провалившись в накатывающую, словно волны прибоя, боль. Она концентрируется в горле, превращаясь в предательские слезы, и не дает сказать ни слова, пока я не делаю глубокий вдох и затяжной выдох. Признаться, я думала, что будет не так сложно. — Джил, я жду.
— Потому что чувствуете вину передо мной, — выдыхаю я, напрягаясь и пододвигаясь ближе к лобовому стеклу. Сейчас мы проедем промышленные зоны и вынырнем на улицу, ведущую к моему дому. Осталось немного. Парочка кварталов; несколько доз серости и невзрачности, облупившихся фасадов, убогих тротуаров с черными пятнами асфальта на сером, скрывающими образовавшиеся ямы; сотни неулыбчивых лиц, изможденных обреченностью взглядов — все это моя прошлая жизнь, которая теперь кажется чужой и выдуманной.