— Ты не могла бы не копаться в мотивах и просто принять это с благодарностью, ma petite?
— Спасибо, — на полном автомате произношу я, скидывая с себя накидку и вцепляясь в подол платья пальцами. До побелевших костяшек, до онемения. — Теперь направо, мой Господин, — не обращаю внимания на его раздраженный тон, все сильнее запутываясь в волнении и чувствуя начинающуюся нервную дрожь. Меня практически трясет, когда машина останавливается на перекрестке, следуя правилам дорожного движения и оттягивая момент встречи. И мне сложно поверить, что буквально через несколько минут я смогу увидеть маму, сложно настолько, что я прикусываю губу, желая проверить, не сон ли это — один из тех, что ярче действительности. — Здесь, — несдержанно хлопая по панели ладонью, говорю я, и Рэми притормаживает напротив моего дома, ничем не отличающегося от остальных на улице. Обыкновенная девятиэтажка с разрисованными граффити дверьми, имеющая несколько подъездов. Не жду его разрешения, просто потому, что не хватает терпения, и, найдя окна своей квартиры взглядом, выхожу из машины. Ветер бросает в лицо сырую влажность подтаявшего снега, и я вдыхаю полной грудью, пересекая дорогу и даже не смотря по сторонам. Лишь громкий и недовольный сигнал машины, под которую я едва не попадаю, вынуждает меня сконцентрироваться на дороге, а не на дверях своего дома. Водитель ее грозит пальцем и, открывая окно, выдает неприличные ругательства, но это не может остановить меня, ведь мама так близко, семь этажей, сломанный, как и всегда, лифт, ступеньки, пролеты, снова ступеньки, сбитое дыхание, предательская усталость. Мне не хватает духа преодолеть пролеты, и я, чуть не плача, хватаюсь за перила и пытаюсь отдышаться, унять свое безумное сердце, готовое вот-вот сорваться. Я чувствую это — чувствую по гулу в ушах, по трясущимся от напряжения рукам, по капелькам пота, скатывающимся вниз по спине и впитывающимся в платье на пояснице, по странно искаженной действительности, плывущей перед глазами. Но среди все этих ощущений я вижу лицо матери, которая ждет меня. Ждет ведь, да?
Пролет. Ступеньки. Пролет. Ступеньки.
— Мама, — тихо шепчу я, наконец достигая нужного этажа и прислоняясь лбом к двери. Тяну руку к звонку и несдержанно колочу ладонью по поверхности, и плевать, что я устраиваю шум, плевать, что еле стою на ногах, плевать, что не могу успокоить сбившееся дыхание и захлебываюсь в эмоциях, не зная, плакать мне или смеяться. Но проходят секунды, а за дверью не раздается ни шороха, и что-то тяжелое нарастает внутри, вызывая во мне смутные догадки. Нет-нет-нет, я не могла опоздать.