И мне искренне жаль его, несмотря на то, кем он был и чем занимался, так же, как жаль Хозяина, потерявшего быть может единственного друга. Если честно, за эту неделю я ни разу не видела Рэми и не слышала о нем, потому что присматривающий за мной Леви настолько же немногословен насколько и безэмоционален. Прекрасно помню его непроницаемое лицо, когда он, внезапно нарушив мое одиночество, появился в комнате и сухо сообщил, что мы уезжаем. Больше ни слова, ни объяснений, проницательный взгляд и резкие движения, будто бы произошло что-то из ряда вон выходящее. Лишь по столпотворению полицейских в холле я поняла, что действительно произошло — страшное, отвратительно уродливое и скрытое от моих глаз пропитавшимися кровью простынями.
Юджин был распят.
Посередине пустоты, в проклятой тишине, оставшейся после зачистки. Вот так просто, будто бы он не обладал силой, скоростью и ловкостью вампира, будто бы он и не был лучшим другом самого Дамиана Рэми, будто бы он и не дышал двенадцать часов назад. Жизнь слишком непредсказуема, чтобы верить в стабильность, строить планы, надеяться на будущее, может поэтому я с каким-то тихим послушанием, шокированная и растерянная, следовала за Леви, совершенно не зная, куда он меня везет, и откуда взялся острый кинжал, спрятанный в моей сумке. Но даже не это самое страшное, а то, что этот кинжал предназначен для Господина, ни для кого другого. Это будто въелось в меня, проникло глубоко в сознание и пустило корни, так, что теперь я не могу думать ни о чем другом, кроме как о смерти Рэми. Мне даже кажется, что я слышу чей-то шепот — он напоминает о смерти Элисон, Айрин, мамы, он рассказывает о свободе, которую я потеряла, он говорит о несовершенстве мира, проглотившем миллионы таких, как я. Он живет отдельно от меня, но тем не менее является частью меня, неотъемлемой и родной, одновременно пугающей и вызывающей непреодолимое желание последовать за ним. Просто взять кинжал и, усыпив бдительность Хозяина, избавиться от настырных слов, выкинуть их из головы и вновь стать прежней Джиллиан Холл — не убийцей, не палачом, а тихой девочкой из Изоляции.
Господи, мне так страшно, потому что мысли об убийстве чуждые мне. Это не я, я не могу, не хочу никого убивать.
— Не хочу… — тихо шепчу, встряхивая головой и, наконец, отвлекаясь от собственных терзаний. Непонимающе смотрю перед собой, пока не осознаю, где нахожусь — в том самом доме, куда привез меня Леви неделю назад. Он небольшой и уютный, с маленькой светлой кухней, отделенной от гостиной вытянутой столешницей; полированной лестницей, ведущей наверх, и чередой комнат, расположенных по обе стороны коридора. В одной из них я нашла свой кров, в одной из них я предаюсь омерзительным мыслям и со слезами на глазах продумываю план убийства, в одной из них я с замирающим сердцем жду приезда Хозяина, но тут же молю его не приходить, потому что я не смогу удержаться — этот шепот сильнее меня.