Я спрыгнул с кровати, отдернул штору и высунулся из окна, которое выходило во двор.
Тогда-то я и увидел его. Солнце золотило его волосы, сияло на загоревшей коже. Он спрыгнул с лошади и со всех ног побежал к задней двери. При виде выражения его лица у меня кровь застыла в жилах.
Я повернулся, схватил рубашку, натянул брюки и босиком выбежал на площадку.
Ребекка уже звала меня.
– Джан! – Она стояла внизу лестницы. Глаза на ее повернутом кверху лице потемнели. – Джан…
Я слетел вниз по лестнице и проскочил мимо нее на кухню. Он, осев как куль, сидел за кухонным столом, но, когда я ворвался, вздрогнул и повернулся в мою сторону.
– О боже. – Его лицо было пепельно-серым. – О боже.
– Что случилось?
– Он… он упал… Такая простая, маленькая шахта… Мы… мы даже не были связаны… и он упал… Лестница отстала от стены. Лестница прогнила, и он упал…
Я онемел. Я мог только молча на него смотреть.
– Я спустился вниз, – сказал он. – Я спустился по веревке. У него была сломана спина. Он умер. У меня на руках. Он умер. – Слезы потекли у него по лицу. Глаза ослепли. – Он умер, – прошептал он. – Я ничего не мог сделать. Он только сказал, что…
– Да?
– Он… он сказал: «Может быть, именно этого я и хотел», – закончил Эсмонд и принялся рыдать так, словно у него разрывалось сердце.
Очень нуждающаяся в ремонте, плохо защищаемая, для Ричарда при его талантах она представляла собой небольшую проблему. Он отнесся к ней с пренебрежением и, даже не удосужившись взять с собой оружие, отправился на разведку в ее окрестности… Стрела из арбалета попала ему в плечо… Он умер, завещав драгоценности племяннику Отто Саксонскому, а недвижимость – брату Иоанну.
У. Л. Уоррен.
Иоанн Безземельный
Было бы приятно констатировать, что после смерти Ричарда жизнь Беренгарии протекала легко, но, к сожалению, она (потеряла) подругу и советчицу, которая всегда поддерживала ее в трудные минуты, сестру короля Джоанну… шок от сообщения о смерти брата вызвал (у Джоанны) преждевременные роды, она родила сына, а сама умерла на следующий день.
Томас Костен.
Семья завоевателей
1
Ему было сорок один. Поначалу я не мог поверить, что он умер.
– Ему было всего сорок один, – сказал я. – Он был во цвете лет.
Я вспомнил его жизнерадостность, его непоседливость, невероятную физическую силу и понял, что все это было принесено на алтарь корнуолльских шахт, которые он так любил. Какая огромная жертва темноте, тщетности и разложению!
– Ему было всего сорок один, – повторил я. – Ему бы жить и жить.
Но он прожил дольше, чем и Маркус, и Хью.
– Над вашей семьей тяготеет проклятие, – сказала Ребекка. – Вы всю жизнь воюете друг с другом и умираете молодыми. Это проклятие.