Кессель очень осторожно повёл следствие, преодолев соблазн поддаться первому впечатлению. Он никого не спешил обвинить и на корню пресек все попытки разглашения фамилии женщины, вокруг которой разыгралась вся эта история: для жителей Петербурга она так и осталась анонимной «госпожой Ф.» Помощник прокурора окружного суда убедительно доказал, что никакого отравления баронессы не было и шум в ночном соборе, хотя и имел криминальную природу, но никоим образом не был связан с нею.
Шидловский с Шумиловым прошли в здание министерства через боковой подъезд; главный открывался только для прохода министра юстиции графа Константина Палена, его товарищей (заместителей) и обер-прокуроров Сената. Помощник прокурора окружного суда быстро и уверенно прошёл к секретариату Фриша, одного из товарищей министра юстиции, и скользнул за дверь, пробормотав негромко Шумилову: «Я быстро, подожди здесь». Буквально через полминуты он вернулся в сопровождении Кесселя. Шумилов услышал обрывок фразы, начатой последним еще за дверью «У меня через четверть часа аудиенция у Эдуарда Васильевича, я нарочно приехал пораньше».
Шидловский официально представил Кесселю своего помощника, они чопорно поприветствовали друг друга.
«Константин Иванович, мне надо от Вас всего-то несколько слов, пройдемте в курительную комнату», — Шидловский был с Кесселем в одном чине, но старше по возрасту, так что особенно с коллегой не церемонился.
В большом просторном коридоре звук шагов скрадывался толстыми ковровыми дорожками, двери открывались и закрывались бесшумно, разговоры велись приглушенно, вполголоса и неспешно. И поэтому, даже несмотря на то, что сновавших туда-сюда чиновников и посетителей было в этот предобеденный час немало, здесь — возле кабинетов высших руководителей Министерства — царила тишина. Шидловский, Кессель и шедший на полшага позади них Шумилов, прошли в конец коридора и очутились в просторной, обставленной кожаной мебелью курительной. После пожара, произошедшего в Министерстве юстиции в декабре 1876 года, под курительные комнаты были выделены на каждом этаже просторные помещения, оборудованные добротной мебелью и декорированные на манер солидного английского клуба. Это было не только и не столько место для курения, но и комната для кулуарного общения посетителей министерства.
Все трое разместились на длинном диване с высокой неудобной спинкой, причем, Кессель оказался между Шумиловым и Шидловским. Последний без обиняков приступил к делу:
— Константин Иванович, сейчас я веду дело об отравлении морфием сына жандармского полковника Прознанского. Есть основания полагать, что 18-летний юноша попал в компанию нигилистического толка, интересовавшуюся возможностью кустарного получения ядов. Признаюсь, не хочу обращаться к нашей секретной полиции, поскольку ведомство сие будет тянуть жилы, напускать туману и в конечном итоге ничего по существу мне не сообщит. Я знаю, что совсем недавно Вы вплотную занимались молодежью этого сорта и хорошо представляете себе обстановку в студенческой среде столицы. Константин Аркадьевич, взгляните, пожалуйста на списочек, — Шидловский просигналил Алексею Ивановичу глазами, и тот подал Касселю список, составленный Спешневым, — Это молодые люди, свидетели по нашему делу, может, кто-то из них попадал в поле Вашего зрения?