Прощёное воскресенье (Мончинский) - страница 50
Плеть указала на приготовленные факелы, рядом с которыми на утоптанном снегу стоял реквизированный у местного попа бидон с керосином.
История с тем бидоном получилась смешной и трагичной. Три бойца особого отряда проникли в дом отца Николая в момент, когда разомлевшая в теплой постели попадья видела страшный сон о разрывании березами вора Капитошки. Покойничек, клятый всем миром, явился матушке с разинутым ртом, намертво притороченный к упругим стволам пригнутых к земле берез. Острые топоры ударили по тугим канатам, освободилась страшная березовая сила. Лопнул Капитошка! Словно гнилая тряпица, порвался на два куска. Но случилось невероятное событие, какого на самом деле не происходило: голова разбойника вдруг отпала и покатилась к ногам Степаниды Алексеевны, клацая зубами. Матушка как заблажит! И проснулась…
… Людей она заметила сразу, потому что смотрела именно в кухню, где они доедали из деревянной миски студень, чавкая от нестерпимого голода. Потом она увидела бидон с керосином. Господи! Мысль о живом сожжении молнией поразила ее сознание. Жуткие страхи, что несла в себе людская молва, стали явью: горели церкви, горели люди, дом, где спали ее малые дети. Дивно и непостижимо открылся для нее путь к спасению. Как была в одной рубахе, так и выскочила следом за смутившимися бойцами, схватив в охапку насмерть перепуганных ребятишек. Все смешалось в непроснувшихся мыслях: кровавый рот порванного на куски вора, огонь, пожирающий дом, детский крик в самое ухо: «Мама!» В том ужасном состоянии неслась она следом за двумя уходящими бойцами. И голосила:
— Пощадите-е-е!
Теперь уже впереди горит ее дом, заслоняя пламенем всю тайгу. Бойцы идут в огонь, не озираясь, стволы винтовок торчат за плечами, как два стальных рога.
Да, Господи, страшную жизнь проживают детй Твои в греховных придумках и, отрываясь от мира истинного, летят в пропасть пагубных страстей. Разве бы такое случилось, если б помолиться прежде догадалась?
Но пришел и момент прозрения.
— Стой, стерва! Стой, говорю, младенцев остудишь! — завопил с крыльца объявившийся в исподнем батюшка. Осенил себя крестным знамением, пустился вдогон, поддергивая на ходу подштанники.
Матушку он догнал за церковной оградою. Подхватил с ее рук трясущихся ребятишек, укорил с сердцем:
— Ты стронулась, Степанида! Да пропади пропадом тот керосин!
Исчез огонь, и дом стоял целехонький, среди притихших елей. Люди-единороги удаляются с их бидоном, озабоченные своими революционными делами. Может, кого-то жечь будут… Пожар еще догорал в ее заплаканных глазах, без пламени, задернутый рябым дымом. Потом погас окончательно, и ей полегчало…