– Что тебе сказала эта Ша? Зачем ты ее вообще впустила? – Теперь я была настроена самым решительным образом.
– Я еще раньше поняла, что ничего не могу. – Во взгляде у мамы сквозили боль и усталость, словно она целый день ухаживала за тяжелыми больными. – Я хотела заглянуть в Меркабур, кое-что проверить. Мой альбом… Господи, во что он превратился!
Альбом, лежавший на столе, выцвел, словно пролежал несколько месяцев на солнце. Страницы вот-вот готовы были рассыпаться в труху, ручной переплет – предмет маминой гордости – треснул посередине, на стол из альбома высыпались несколько мелких украшений.
– Я вообще ничего не могу сделать, даже самую простенькую открытку, – продолжала мама. – И визитки молчат, все до единой.
– Визитки у меня тоже молчат, тут дело не в тебе, – хмуро вставила я.
– Инга, я больше не чувствую потока. Я жила, не расставаясь с ним, столько лет! Почти не помню себя в сознательном возрасте без Меркабура. У меня такое ощущение, словно я ослепла или оглохла. Или у меня вдруг стало черно-белое зрение. Это не жизнь моя теперь только из двух цветов, это я больше не способна различать оттенки.
– А как же контракт? Разве он не должен гарантировать тебе равновесие и постоянную связь с потоком. Ты ведь для этого всю жизнь работаешь на организацию.
– Хотела бы я задать этот вопрос Магрину, – вздохнула мама. – Боюсь, настали времена, когда и контракт не дает стопроцентных гарантий.
– Значит, ты можешь его спокойно расторгнуть. Раз они его нарушили.
Аллегра внутри меня проснулась и радостно запела: «Ты же больше всего на свете хотела сделать маму свободной от контракта!»
– Какая теперь разница… Стоит ли вообще говорить о контракте, если я больше не чувствую себя скрапбукером?
Я задумалась.
– Мам, а у тебя всегда в альбоме был Скраповик? С самого начала?
Мама молча кивнула.
– Может быть, если вернуть его назад…
Я не договорила, потому что поняла: мама уже думала об этом. Перед открыткой со Скраповиком лежала дорогая конфета в элегантной золотистой обертке. Больше всего на свете вредный клоун любил шоколадные конфеты. Впрочем, характер у него был такой противный, что мама старалась угощать его как можно реже, потому что это был единственный способ хоть как-то повлиять на него. Иногда я баловала его сама тайком – приклеивала на старые страницы альбома обертки от самых вкусных конфет. Все-таки мы с ним были в некотором роде друзьями.
– Потом появилась Ша. Я не хотела открывать дверь… но она сразу сказала: «Я могу вернуть вам то, что вы потеряли», – произнесла мама.
– Ух, я этой Ше руки повыдергаю, когда доберусь до нее, – пробурчала я.