В первое мгновенье ноги чуть не подогнулись под ней. Казалось, ее мускулы потеряли всю силу от того, что она так долго сидела, или лежала, или ползала на четвереньках. К тому же от голода и страха у нее кружилась голова – стены и пол качнулись перед ее глазами.
Но затем победила ее решимость, и она кинулась вон из подвала. Ей вдогонку неслись крики похитителя:
– В чем дело? Черт побери, в чем дело?!
Лафонд допустила большую ошибку – это она поняла уже спустя несколько секунд. Ей надо было запереть его, а потом искать выход на улицу. Но об этом она не подумала, да у нее и не было времени для размышлений, она хотела только выбраться… И теперь не могла найти выход, не могла найти лестницу, которая должна была вести наверх… Перед ней расстилалось подземное помещение, которое, видимо, было просто огромным. Его освещали отдельные лампочки, свисавшие с потолка – вероятно, их включали с центрального щита.
Моник услышала его за собой – он, очевидно, смог встать и теперь гнался за ней.
– Стой, дрянь ты эдакая! Немедленно остановись!
Из-за своей пораненной ноги похититель не мог как следует идти, но он поймал бы Лафонд, потому что она, как ей теперь стало ясно, бежала в неверную сторону, не к тому концу коридора, где находилась лестница. А туда, куда надо, она попасть не могла, потому что на пути был он, теперь уже совершенно точно решивший немедленно убить ее.
Она увидела перед собой последнюю дверь в конце коридора. Снаружи торчал ключ.
Трясущимися пальцами беглянка вытащила его и открыла дверь…
Ее тюремщик уже почти настиг ее. Он хромал, и она смогла коротко бросить через плечо взгляд на его сморщившееся от боли и искаженное ненавистью лицо. Затем она юркнула за дверь и закрыла ее за собой, после чего изо всех сил потянула на себя. Ее преследователь пытался открыть дверь с другой стороны, но Моник боролась, как львица, и каким-то образом изловчилась вставить ключ в замок. Она едва не проиграла эту борьбу, дверь уже начала приоткрываться – но женщине все-таки удалось вплотную притянуть ее к себе и повернуть в замке ключ.
Мужчина бушевал снаружи, а она тем временем, прислонившись спиной к двери, медленно соскользнула по ней на пол. Беглянка думала, что заплачет, но не смогла даже этого. Она лишь дрожала и задыхалась.
Моник снова оказалась в заточении, но теперь у нее был ключ.
Если он захочет ее убить, ему придется выбить эту дверь.
11
Анри вернулся в «У Надин» в четыре часа пополудни, и прошло не так уж много времени, пока он понял, что его жена всерьез решила покинуть этот дом. Перво-наперво он чуть не споткнулся об упакованный чемодан, который она уже не смогла впихнуть в машину и который теперь стоял сразу же за входной дверью. Вероятно, Надин решила забрать его как-нибудь позже. Затем Анри поднялся на второй этаж, вошел в ее комнату и сделал то, чего он еще никогда раньше не делал: открыл все шкафы и ящики и проверил, что из вещей она упаковала и взяла с собой. Это были не только вещи, необходимые, чтобы провести у матери пару дней, вроде нижнего белья, пары свитеров и брюк и зубной щетки. Нет, Надин забрала почти всю свою одежду, как зимнюю, так и летнюю, забрала свои купальники и хлопчатобумажные платья, лыжный костюм и даже два вечерних наряда. Но, что было еще более поразительным, она опустошила ящики письменного стола, забрала с собой дневники, фотографии, письма и записки. Анри знал от Катрин, где находились все эти бумаги, – она рассказала ему об этом после того, как нашла то роковое письмо. Тогда он с отвращением и стыдом принял к сведению результаты ее шпионской услуги и закопал их в дальнем уголке своей памяти, а теперь молниеносно вспомнил об этом – и понял, что означают полностью опустошенные ящики. Самое худшее. Это значило, что его жена не намерена возвращаться. Разве что для того, чтобы забрать последний чемодан и те несколько вещей, которые лежали или висели в ее шкафах, для которых она, наверное, не нашла места в других чемоданах или сумке.