– Да, я умею шить и шью хорошо, – признала Адела.
– Так я и думал. Но будьте осторожны, не доверяйте никому и не говорите ничего, что противоречило бы той истории, которую я вам только что рассказал.
– Я буду очень, очень осторожна, – смиренно прошептала Адела.
Майкл вновь тронул лошадей.
Они проехали совсем немного, когда увидели пару вычурных резных ворот, отстоящих от дороги на некотором удалении. На каменных столбах были высечены геральдические щиты, а по обеим сторонам стояли довольно большие дома привратников.
Ворота стояли распахнутыми настежь, посему смотрителю не было нужды выходить и открывать их. Проезжая мимо сторожек, они увидели, что одна из них пуста, а во второй не было заметно никаких признаков жизни.
Подъездная аллея оказалась длинной, обсаженной старыми дубами, так что им пришлось покрыть немалое расстояние, прежде чем впереди показался особняк.
Когда же он наконец предстал их взорам, Адела изумленно ахнула.
– Мы действительно направляемся сюда? Какой он огромный!
Те же мысли посетили и Майкла. Он всегда полагал, что Грейнджмур-холл должен быть весьма впечатляющим, но никак не ожидал, что особняк окажется таким большим и красивым.
С первого взгляда он определил, что дом или построен, или отреставрирован в 1750-е годы знаменитыми братьями Адамс, с легкой руки которых в среде английской знати распространилась мода на роскошные особняки в стиле палладио.
Помимо изысканного внешнего вида, Грейнджмур-холл был расположен на крутом склоне, густо поросшем елями, которые образовывали красивое заграждение. По обеим сторонам особняка виднелись очень милые озера с водопадами.
Они медленно поднимались по подъездной аллее.
Майкл поймал себя на том, что ему трудно поверить, что теперь все это принадлежит ему.
Его отец никогда не вспоминал о родном доме, да и сам он знал о нем лишь с чужих слов.
И только теперь Майкл понял, что Грейнджмур-холл уникален и неповторим в своем изяществе.
Вне всякого сомнения, он являл собой подлинное украшение графства, которое следовало холить и лелеять.
Он вдруг понял, что это должно стать его задачей на будущее, в решение которой он будет вкладывать всю душу.
«Отныне ты – мой, – сказал он про себя, глядя на дом, – и я не позволю никому и ничему изуродовать тебя».
Через озеро, которое, как ему показалось, соединялось еще с одним, расположенным выше по склону, был переброшен мостик, и вот уже лошади стали подниматься по подъездной аллее к парадному входу особняка.
Глазам Майкла предстали широкие каменные ступени, ведущие ко входной двери, и арочный проход по правую руку, через который, как он предположил, можно попасть на конюшни.