За озером местность неожиданно изменилась — хвойный лес кончился, начались болота. Правда, теперь в сухую пору лета и тут было сухо — кочковатая болотистая пойма с редкими кустами крушины, березняка и ольшаника, чахлыми низкорослыми сосенками. Местами из-под сапог проступала черная вода, но толстая подушка мха держала человека. Вокруг была тьма клюквы — еще не дозревшие, краснобокие ягоды густо обсыпали каждую кочку. В погожем, с редкими облачками небе кружила поодаль пара аистов, а над головами опять стали виться клубы мошкары, от которой здесь стало хуже, чем в лесу. Старшина какое-то время пытался отгонять их ветками, но скоро бросил — отогнать мошку было невозможно, она жаждала крови. Хорошо, однако, что никто им не встретился, пожалуй, тут не было ни людей, ни жилья, места выглядели необитаемыми и диковатыми. В высоком небе продолжали кружить аисты, да изредка, хлопая крыльями, пролетали утки. Вчерашнее напряжение в душе командира опало, хотя беспокойство еще оставалось, но он чувствовал себя свободнее. Теперь Гусаков шел первым, близко за ним — Костя, остальные тащились поодаль. Проголодавшиеся, они то и дело нагибались за клюквой, на ходу срывали ее горстями. Было жарко, низкорослые болотные деревца тени давали не много, гимнастерки промокли от пота. Гусаков расстегнул свою до последней пуговицы, отяжелевший вещмешок повесил на плечо, давая охолонуть спине. В каком-то месте среди болота, где кустарники показались гуще, он остановился. Рядом под кустом крушины их ждал приветливый тенёк.
— Привал!
Они все сошлись в короткой тени, посели рядком — спиной к деревцам. Костя по своей надобности на минуту отлучился за кустик, а когда вернулся, Огрызков спросил:
— Почему ты не в партизанах? Говорят же, у вас все, старые и малые воюют?
Костя, помедлив, ответил не по-детски серьезно:
— Так маму нельзя оставить.
— Не пускает, ага?
— Батька пошел, сказал, чтоб помогал маме.
— Ну придет батька — ты пойдешь. На смену батьке, ага?
Костя не ответил. Только опечаленным взглядом окинул болотные дали, будто надеясь увидеть там батьку. Туда же добродушно посмотрел Огрызков.
— Хорошо! — сказал он. — Еще бы и пожрать. Котелочек перловки. А, доктор?
— Может, тебе еще и котлет захотелось? — не слишком доброжелательно отозвался Тумаш. — Придем — накормят. У партизан перловка найдется.
— Это еще как сказать! Хотя, конечно, не с пустыми руками придем, правда, командир? — потянуло на разговор старшину. — Интересно, а какие у вас там награды? Медали, наверно?
По-видимому, чтобы придать должную важность разговору, Гусаков выдержал паузу и развязывал лямки вещевого мешка. Большая картонная упаковка с наградами была в полной сохранности, разве слегка примялась с уголков, но с четко обозначенными печатями.