Я сразу же заметила, когда мастерица начала массажировать папе руки, потому как его плечи впервые за все то время, что мы пробыли здесь, расслабленно опустились...
Его волосы начали виться из-за влажности, придавая ему более молодой и ранимый вид. Интересно, он хоть когда-нибудь был не уверен в себе?
Прошел ли он подростком через неуклюжий период или же он был сильным, мужественным и уверенным в себе с самого рождения?
Отец похож на жителя Ближнего Востока благодаря темно-оливковому цвету лица, темными чертами и сильно высеченным носом. Если бы он был незнакомцем, я бы и не подумала, что он еврей. Интересно, хотел ли он когда-нибудь быть другим?
Я никогда не думала, что захочу относится к какой-либо религии, но теперь все иначе. Быть еврейкой – не мой выбор, это часть меня. Часть, о которой я недавно узнала, но она важна для меня.
– После того, как я совершу переход, я хочу бат-мицву, – сказал я отцу, привлекая его внимание.
– И большую вечеринку?
Немного подумав, я решила, что не хочу устраивать большую вечеринку.
– Я хочу, чтобы Джессика и еще пара друзей пришли после церемонии. И мама с Марком. Если это не заденет тебя.
– Все хорошо. На самом деле, это здорово.
Он пристально наблюдал за тем, как ему удаляли кутикулу, укрепляли ногти, а после придали им форму. Думаю, он наслаждается этим так же, как и я, но я не уверена, что мой «мачо» отец когда-либо признает это.
Я выбрала французский, а он легкий, едва заметный маникюр.
Когда нам покрасили ногти, мастера положили наши руки под ультрафиалетовую лампу, чтобы лак быстрей высох.
Я положила руки под лампу, а отец взял свою и начал рассматривать.
– Лучше положи ее, пока не случилось что-нибудь плохое, – прошептала я.
– Перед тем, как сложить свои руки под чем-то, я бы хотел узнать об этой штуковине побольше. Не будь такой доверчивой, Эми, – посоветовал он, перейдя в режим «Внутренней Безопасности».
Я хихикнула.
– Конечно. Специалисты по маникюру – наши враги. Бойся их. Бойся их до чертиков.
Он поставил лампу на стол, но до сих пор не поднес ладони к флуоресцентному синему свету.
– Давай поговорим об Эйви, – начал он, отказываясь класть ногти под лучи.
– Зачем?
Он пожал плечами.
– Просто хочу узнать об этой стадии твоей жизни.
– Пап, слово «стадия» вышло из моды еще в семидесятых, но да, он все еще нравится мне. Мы не можем видеться, но я надеюсь, что летом, когда мы вернемся в Израиль, ему выделят немного времени, – я искоса посмотрела на отца, – Ты ведь знаешь, что он мой не-парень, правда?
– Что это значит? Я слышал, что вы с Джессикой называете его так, но понимаю.