– Я даже не поблагодарила тебя, – тихо сказала Алиса, чтобы нарушить затянувшуюся паузу.
– Пустяки, – отмахнулся Быков.
– Нет, не пустяки. Ты спас мне жизнь.
– Хорошо, что мурена оказалась не очень большой.
– Мне она показалась огромной, – призналась Алиса. – И я боялась, что останусь без ноги. Ты бы меня тогда бросил, да, Дима?
– Нет, конечно, – выдавил он из себя.
А на самом деле? Сохранилось бы в его сердце чувство к безногой девушке? Любовь – явление непредсказуемое. Сегодня ты жизнь готов отдать за любимого человека, а завтра смотришь на него, как на чужого, и томишься в его присутствии. Такое с Быковым случалось. Вот почему он не спешил с пылкими признаниями в любви. Этим вечером Алиса выглядела совсем еще девочкой, и он, большой, далеко не молодой мужчина, примостившийся на табурете, испытывал сильнейшее раскаяние. Уже за одни только мысли, которые нет-нет да и возникали в его голове.
– Нашли стелу? – спросила Алиса, видя, что беседа снова зашла в тупик.
Ее руки поверх одеяла трогательно выглядывали из колокольчиков рукавов голубой байковой рубашки.
– Пока нет, – качнул головой Быков. – Там течение было, помнишь? А «Пруденс» сдвинулась с места, несмотря на приказ Заводюка.
– Влетело мистеру Джеллоу? – участливо спросила Алиса.
– Обошлось. Штурман ведь тебя спасал… нас. Твой дед по этому поводу даже слова не сказал.
– Да, он меня любит. А ты?
Быков раздвинул усы в улыбке, которой не поверил бы не то что Станиславский, но даже маленький ребенок.
– Я же не отдал тебя на растерзание мурене, – отделался он шуткой.
– Я все равно не успокоюсь, пока ты не ответишь на вопрос прямо, – предупредила Алиса.
Это означало, что Быков получил некоторую передышку. Он вернул усы в обычное положение, поднялся с табурета и пожелал девушке скорейшего выздоровления.
– А спокойной ночи? – прищурилась она.
– Спокойной ночи, – неуверенно пробормотал он в предчувствии того, что произойдет дальше.
– А поцеловать? – спросила Алиса капризно.
Пришлось исполнить ее пожелание. Больных ведь принято баловать. Им нельзя отказывать. Даже если поцелуй получается очень уж затяжным, а за ним следуют еще два или три.
Слегка обалдевший Быков пробирался по тесному коридорчику, стремясь поскорее выбраться на свежий воздух, когда его остановил голос, прозвучавший из открытой двери отдельной профессорской каюты:
– Мистер Быков?
Обычно профессор обращался ко всем по имени, так что это было настораживающим фактом. А что, если старик заглянул в каюту внучки и увидел, что там происходило? Моментально покраснев, Быков явился на зов.