Пожалуй, еще важнее то, что, решительный на бумаге, император чаще всего не был готов идти на конфронтацию с тем, с кем лично встречался. Опытные царедворцы не боялись аудиенции у императора, добивались ее и в итоге нередко одерживали верх над всеми своими недоброжелателями. Император не казался столь суровым и решительным во время всеподданнейших докладов, о которых речь пойдет ниже. Причем министрам было хорошо известно, что император предпочитал не решать дела во время самого доклада. Обычно он оставлял дела у себя и решал их спустя некоторое время. Это объяснялось многими причинами, в том числе и тем, что так Александру III было проще отказывать своим сотрудникам.
В то же самое время образ мягкого, деликатного императора Николая II весьма обманчив. Действительно, последний царь был чрезвычайно любезен и деликатен в личном общении. Однако некоторые его резолюции удивляли современников своей резкостью. Такую резкость сложно было ожидать не только от Александра III, но и от Николая I. Характерен случай, когда Государственный совет столкнулся с проблемой, что буряты в начале XX в. были освобождены от телесных наказаний, а жившее по соседству с ними русское крестьянство пороли по решениям волостного суда. Такое неравноправие возмутило сановников. В этой связи было предложено внести в резолютивную часть журналов департаментов Совета предложение об упразднении телесных наказаний в России. Однако опытные государственные мужи стали возражать, опасаясь резкой реакции со стороны государя, который и так задумал отменить телесные наказания после рождения наследника. Под их давлением эта инициатива была «спрятана» в журнале, где излагались мотивы решения Общего собрания Государственного совета. Однако и это вызвало неудовольствие государя, который наложил резолюцию: «Это будет тогда, когда я это захочу». По словам И. В. Гурко, министр внутренних дел Д. С. Сипягин представил императору эту ситуацию как типичную для высшего законосовещательного учреждения империи, в котором будто бы заседают антиправительственные силы. Этот случай показательный, но отнюдь не единственный. 1 января 1904 г. император написал министру внутренних дел В. К. Плеве о Тверском земстве: «Настало время треснуть неожиданно и крепко». В период Первой революции Николай II телеграфировал командующему Одесским военным округом в связи с восстанием на броненосце «Потемкин»: «Примите немедленно самые жестокие меры». 19 октября 1905 г., подводя итог недавним событиям, император так описал матери поведение своих министров: «Господа министры, как мокрые курицы, собирались и рассуждали о том, как сделать объединение всех министерств, вместо того чтобы действовать решительно». Поздней осенью 1905 г., реагируя на реплику главного управляющего Канцелярией по принятию прошений А. А. Будберга о том, что было бы лучше всего арестовать С. Ю. Витте, премьер-министра России, Николай II кратко, но весьма выразительно сказал: «О да!» В декабре 1905 г. на донесении генерала Хоруженкова о подавлении революционного движения в городе Туккуме (Курляндская губерния, ныне Латвия) царь наложил резолюцию: «Надо было разгромить город». 12 февраля 1906 г. директор Верхнеудинского реального училища Устрецкий послал телеграмму императору с просьбой о смягчении наказания для пяти учителей, приговоренных к повешению. Император недвусмысленно ответил: «Всяк сверчок знай свой шесток». Впоследствии Николай II весьма откровенно отзывался о знакомых ему государственных и политических деятелях. Например, царь называл лидера «Союза 17 октября», а в прошлом председателя Государственной думы А. И. Гучкова «подлецом». Встречи с ним он считал предосудительными, а одному из министров прямо говорил, что «Гучкова мало повесить».