Волк-Отец втянул меня в свои воспоминания. Я оказалась в лесу. Брезжил рассвет, и мы уютно устроились в логове.
Пора спать, - убеждал он. - Спи.
Должно быть, я заснула. Придя в себя, я постаралась сохранить спокойствие, которое подарил Волк-Отец - больше мне не за что было цепляться. Во тьме я измеряла течение времени по поведению моих товарищей по несчастью. Керф проснулся, когда Алария начала метаться в истерике. Он обнял ее и начал напевать калсидийскую колыбельную. Через некоторое время она успокоилась. Потом Двалия разразилась криками беспомощной ярости, когда Винделиар описал ее.
- Я терпел, сколько мог, - запричитал он, и запах мочи заставил меня вспомнить о собственном мочевом пузыре.
Двалия прошептала ему что-то, голосом мягким и страшным, как змеиное шипение, и он начал всхлипывать. Потом затих, и я решила, что он уснул. Алария молчала, Керф начал петь, уже не колыбельную, а какую-то походную солдатскую песню. Внезапно он остановился на середине куплета.
- Девочка. Пчелка. Ты жива?
- Да, - ответила я, обрадовавшись, что он прекратил петь.
- Я запутался. Когда мы входили в камень, я был уверен, что мы мертвы. Но если мы все же живы, то нехорошо тебе умирать вот так. Я думаю, что смогу дотянуться до твоей шеи. Хочешь, я тебя задушу? Это не быстро, но всяко быстрее, чем голодная смерть.
Как заботливо.
- Нет, спасибо. Пока нет.
- Тебе не стоит тянуть. Я ослабну. И скоро тут станет очень неприятно. Моча. Дерьмо. Сходящие с ума люди.
- Нет, - я что-то услышала. - Тсс!
- Я знаю, что мои слова тебя расстраивают, но я лишь хотел тебя предупредить. Мне может не хватить сил, чтобы свернуть тебе шею. Так было бы быстрее.
- Нет. Пока нет.
Пока нет? Что же я говорю? Затем, совсем издалека, снова донесся какой-то звук.
- Слушайте. Вы это слышите?
После моих слов Алария зашевелилась:
- Слышим что? - напряженно спросила она.
- Ты что-то слышишь? - рявкнула Двалия.
- Замолчите! - зарычала на них я, подражая сердитому голосу отца, и они подчинились. Мы все прислушивались. Звуки были слабыми: медленное цоканье копыт по брусчатке, женский голос, напевающий монотонную мелодию.
- Это молитва? - предположила Алария.
- Это уличная торговка. Она поет: хлеб, свежий, сегодня утром испеченный, хлеб еще теплый, прямо из печи, - растроганным голосом сказал Керф.
- Помогите нам! - отчаянный крик Аларии прозвучал настолько пронзительно, что у меня зазвенело в ушах.
- Помогите! Помогите! Мы в ловушке!
Когда у нее, наконец, сбилось дыхание и она перестала вопить, у меня в ушах все еще продолжало звенеть. Я напряглась в надежде услышать песню женщины, продававшей хлеб, или цокот копыт, но не услышала ничего.