Кровавый гимн (Райс) - страница 131

Когда я очнулась, я увидела рядом девочку-Талтоса, которой я дала жизнь, и поняла, что пью молоко из ее груди, я испугалась. Это долговязое существо с детским личиком привело меня в ужас. Все как будто перевернулось. Я пила грудное молоко, словно сама была беспомощным младенцем. Тогда я схватила пистолет, который лежал рядом с кроватью, и выстрелила в нее. Я убила ее. Я сделала это. Я ее уничтожила. Нажала на спусковой крючок – и конец.

Роуан тряхнула головой и посмотрела в сторону – характерный жест человека, погруженного в воспоминания. Вина, потери… эти слова не могли выразить ее боль.

– Этого не должно было случиться, – тихо сказала Роуан. – Что она сделала не так? Добралась до дома на Первой улице, как я ее научила? Что плохого в том, что она вывела меня из комы, поделившись своим живительным молоком? Одинокая девочка-Талтос. Как она могла навредить мне? Мной двигала ненависть к Лэшеру. Отвращение к этим чужеродным тварям и собственная косность.

И она умерла, моя девочка умерла. И под этим вот дубом появились две могилы. А я вышла из комы и закопала ее – я сама превратилась в монстра. – Роуан вздохнула. – Моей девочки больше нет. Я предала ее.

Все погрузились в молчание. Даже сад притих. Приглушенное урчание проезжавших мимо автомобилей звучало так же естественно, как шорох листьев на ветру.

Тоска Роуан завладела моим сердцем.

Стирлинг внимательно смотрел на Роуан, глаза его блестели от слез.

– В Таламаске возникли проблемы, – очень тихо, взвешивая каждое слово, заговорила Мона. – Все из-за этого Талтоса. Кто-то из членов Ордена пробовал взять Лэшера под контроль. Они даже пошли на убийство. А Майкл и Роуан отправились в Европу, чтобы попытаться расследовать коррупцию внутри Таламаски. Они чувствовали себя тесно связанными с Орденом. У нас у всех было такое ощущение. Как раз в это время я поняла, что беременна. Мой плод начал очень быстро расти. Ребенок заговорил со мной, сказал, что его имя – Морриган. – Голос Моны дрогнул. – Я была как заколдованная, совершенно лишилась рассудка.

Я отправилась в Фонтевро, к Долли-Джин – она жила там в старом доме вместе с моей кузиной Мэри-Джейн Мэйфейр. Позднее Мэри-Джейн, с которой мы подружились, сбежала. Тогда они с Долли-Джин помогли мне родить Морриган. Боль была жуткой. Сказать, что это было страшно, – значит ничего не сказать. Но Морриган оказалась высокой и красивой девочкой – сияющим, жизнерадостным, чудесным ребенком. Никто из видевших ее не стал бы это отрицать.

Долли-Джин очнулась от сна и усмехнулась.

– Ее голова была поистине кладезем человеческих знаний, – сказала старушка. – Настоящая бестия!