Родриго не был грязным жлобом. В холле было чисто, ни клочка бумаги ни на стойке, ни в столе.
И тем не менее в отеле была безрадостная атмосфера, словно бы это место лишили смысла существования.
Огромная кухня. Усердно работающие посудомоечные машины, стойки чистые, если не считать подносы с посудой из тонкого фарфора с остатками лобстеров и рыбными костями, стаканы из-под молока и тому подобное.
Ни души.
– Разве вы не понимаете, что это означает? – спросил Оберон, глядя на грязную посуду. Он был уже не такой томный и даже немного возбудился. – Это еда Талтосов. Все белое. Очень похоже, что они наверху.
Я проверил кладовую. Коробки с сухим молоком, некоторые открыты, порошок рассыпан, чьи-то следы на полу, гора пустых банок из-под концентрированного молока.
– Может, объяснишь? – сказал я.
Талтос осмотрел кладовую и покачал головой.
– Не могу, – сказал он. – Разве что кто-то из них спускался сюда вечером, чтобы утолить голод. Такое возможно. Если у Талтоса нет молока, он его находит. Но давайте поднимемся наверх, там мои сестры! Я уверен.
– Не торопись, – остановила его Мона, глаза ее покраснели, голос все еще дрожал. – Это еще ничего не доказывает.
По широкой парадной лестнице мы поднялись в бельэтаж и вошли в просторное помещение, которое когда-то было библиотекой. Беспорядочно расставленные ноутбуки, стационарные компьютеры, стеллажи книг, карты, глобусы, телевизоры… Огромные окна с видом на море. И кругом пыль. А может, это был песок? Сверху доносилась громкая музыка. В эти комнаты явно никто не заходил.
– Когда-то здесь был настоящий рай, – сказал Оберон. – Вы представить себе не можете наслаждение, которое мне дарили эти комнаты. Господи, я ненавижу эту музыку! Может, нам разбить распределительный щиток, чтобы она заткнулась?
– Плохая идея, – сказал Квинн.
Талтос обеими руками держал пистолет, высокомерием от него и не пахло. Можно даже сказать, он был преисполнен энтузиазма. Но музыка раздражала его подобно стаям москитов – он без конца подергивался.
– Первым делом я расстреляю динамики, – заявил Оберон.
Мы поднялись по лестнице, покрытой ковровой дорожкой, по пути вычисляя местонахождение людей. Я почуял одного.
Центр занимали апартаменты с широким балконом, огороженным чугунными перилами над вестибюлем. Император собственной персоной восседал на укрытой золотым атласом кровати в правой части комнаты. На передней спинке кровати из отбеленного дерева были вырезаны наяды. Хозяин что-то быстро говорил по телефону. На нем были кожаные штаны, красная атласная рубаха открывала смазанную маслами мускулистую грудь, блестящие черные волосы зачесаны назад. Гладкое лицо и удивительно красивые глаза.