Родриго медленно повернулся и посмотрел на меня. Глаза его превратились в щели, рот скривился от злости. Он снова взял телефон и выдал залп приказаний на испанском. Единственным словом, которое я смог разобрать, было имя: Лоркин.
Этажом выше послышались шаги.
– Хм. Значит, она тоже жива, – сказал Оберон у него за спиной.
Послышался тихий мелодичный голосок Миравиль:
– О, пожалуйста, пожалуйста, если вы пришли, чтобы освободить нас, позвольте нам подняться в комнату Отца и Матери. Позвольте увидеть их. Родриго обещал, что они там, они заморожены, пойдемте туда! Они целы и невредимы. Пожалуйста, Оберон, прошу тебя! Пока Лоркин не пришла.
– Ты тупица! – рявкнул Родриго, не сводя с меня глаз.
Потом он метнул взгляд в сторону Моны и Квинна, пытаясь понять, кто мы такие и по каким правилам с нами играть. Родриго лишился пистолета, но за голенищем сапога у него был нож, и он с нетерпением ждал появления Лоркин.
Лоркин удовлетворила ожидания всех и каждого.
Мы слышали, как она спускалась с верхнего этажа, ее шаги на балконе, а потом она сама появилась в дверях.
Еще до того, как я успел понять, кто передо мной, Оберон страдальчески вздохнул, а Мона горько рассмеялась.
Лоркин была шести с половиной футов ростом, и личико у нее было, как и ожидалось, свежее и детское, но не овальной формы, а круглое, а глаза – миндалевидными. Удивительно красивые глаза, обрамленные такими густыми ресницами, что можно было подумать, что они искусственные, но они были настоящими. У нее был маленький аккуратный носик, сладкие розовые губки и маленький твердый подбородок. Длинные рыжие волосы, доставшиеся ей от Моны, были зачесаны назад и заколоты на затылке.
Лоркин была в кожаной жилетке, в мини-юбке с болтающимся поясом и в сапогах на высоком каблуке со шнуровкой на задней стороне голенища.
В чем эпатаж? Она была вооружена. В дополнение к пистолету в наплечной кобуре на плече болтался АК-47.
Она мгновенно оценила ситуацию. Но для страховки Родриго выдал еще одну тираду на испанском, в которой призывал ее убить нас всех, включая Оберона, но исключая Миравиль.
– Прикоснешься к автомату, красавица, – предупредил я, – тут же превратишься в кучку пепла.
Оберон преобразился от гнева.
– Ты грязная тварь! – заявил он. – Убийца и предательница Скрытого народа! – Талтос затрясся, слезы покатились по его щекам. – Ты с ними заодно, ты оставила меня гнить в этой комнате внизу! Вероломная сука!
Оберон вытащил из-за пояса пистолет и прицелился в Лоркин. Мона выбила оружие у него из рук.
– Милый, успокойся, – дрожащим от волнения голосом сказала она. – Теперь это просто опытный образец. Роуан Мэйфейр решит, что с ней делать.