– Перестань за ней следить, – сказал я. – Я серьезно. Позволь, я скажу тебе кое-что о твоей маленькой девочке. Она собирается явиться к Мэйфейрам в самое ближайшее время. Ей нужно кое-что у них узнать. Я почувствовал это, когда…
В комнате никого. Квинна нет. Я разговаривал с мебелью.
Я слышал, как открылась и тут же закрылась задняя дверь.
Я потянулся, поудобнее устроился в кресле и закрыл глаза.
Меня одолевал сон. Какого черта я не стал пить кровь? Конечно, мне не обязательно пить ее каждый день или даже каждый месяц, но, после проведения Обряда Тьмы, кем бы ты ни был, необходимо подкрепиться, ведь ты в прямом смысле делишься своими жизненными соками. Все дело в тщеславии. Тщеславие правит миром.
При встрече с Роуан Мэйфейр я был ослаблен – вот в чем была проблема, вот почему ей удалось одержать надо мной верх. Ну, ничего страшного.
Кто-то сбросил мою ногу со стула. Я услышал визгливый женский смех, смех нескольких дюжин людей. Густой дым сигар. Звук бьющегося стекла. Я открыл глаза. В квартире было полно людей! Оба окна на балкон были открыты – там толпились женщины в блестящих платьях с глубокими вырезами и мужчины в черных смокингах с атласными лацканами. Гул голосов, от громкого смеха закладывало уши. Мимо пролетел поднос, его держал над головой официант в белом пиджаке, перепрыгнувший через мои ноги. А на столе сидел ребенок, розовощекое дитя, сладкая девчушка в черных кудряшках смотрела на меня живыми темными глазками, ей было семь или восемь, лакомый кусочек.
– Извини, душка! – Она утрированно имитировала английский акцент. – Мне правда неприятно сообщать тебе об этом, но сейчас ты в нашем мире. Ты наш!
На ней была матроска – белое платьице с синей отделкой, белые гольфы и маленькие черные туфельки фирмы «Мэри Джейнс». Девочка подтянула к себе коленки.
– Лестат, – она рассмеялась и указала на меня пальцем.
А потом на стул передо мной скользнул дядя Джулиен, одетый как для вечернего приема: белая бабочка, белые манжеты, тщательно причесанные белоснежные волосы. За его спиной толпились люди. Кто-то звал его с балкона.
– Она права, Лестат, – заговорил он на безупречном французском, – сейчас ты в нашем мире. Должен признать, у тебя великолепные апартаменты, я просто восхищен полотнами, теми, что только-только поступили из Парижа. Ты и твои друзья весьма умны. И мебель… Ее здесь слишком много. Кажется, ты забил ею все углы и щели. И тем не менее квартира просто мечта.
– Но, дядя Джулиен, я думала, мы сердимся на него, – вмешалась в разговор маленькая девочка. Она по-прежнему говорила по-английски.